Шимон не любит бить коня. Куда годится такой конь, которого надо бить. Нужно только махнуть кнутом на коня. У коня должны быть уши прижаты, как у зайца.
А ушами конь должен услышать, как машут кнутом, и сразу начать бежать. Он должен скакать через яры, через барьеры, через горы. Он должен бежать тогда, когда Шимон подбирает губы, обнажает зубы и машет кнутом. Чуть-чуть махнет…
… Шимон прилукский прохаживается между телегами, между коней. Поправляет у этого шлею, у того супонь, у того дугу. Дает советы и распоряжается, как командир. Все слушают его.
Сегодня выезжают на Бирское опытное поле. Сегодня хороший солнечный день. Сегодня Бира спокойна, и паром плавает по ней туда и назад. Целая гирлянда нагруженных телег стоят длинной лентой одна за другой. Тянутся далеко, как большая колонна большой воинской части. Телеги и солдаты на них едут на невидимый неизвестный фронт. Все взволнованные, наработавшиеся. Боятся и надеются.
Во главе колонны стоит телега Шимона. Он должен двигаться первым. Его конь идет за ним, слушается. С его конем не надо мучаться, а за его конем пойдут уже все остальные: забайкальские кони привыкли к табуну; и если только один идет впереди, то уже все следуют за ним.
Ну, хватит прохлаждаться. Надо собираться. Все на телеги. Садитесь удобно. Берите вожжи. Держите крепко кнут.
— Готово!
Шимон последним вскакивает на свою телегу. Берет вожжи и выкрикивает:
— Встань, жених, витязь, красавец-забайкалец! Отныне и навсегда я приказываю, чтобы ты назывался «Прилукский». Не «Забайкалец», а «Шимеле Прилукский».
Шимон оттопыривает толстые губы. Выставляет желтые лошадиные зубы и слегка помахивает кнутом. Стройный «Прилукский» настораживает уши, как заяц, и легко поднимает свои стальные ноги, как танцовщица. Первая телега отправляется. Потом — вторая, третья… А вот уже последняя. Колеса медленно катятся, тарахтят и скрипят каждое на свой лад. Все крепко сидят на телегах, держат в левой руке вожжи, а в правой — кнут… Все глаза обращены к «Бире». Первым сворачивает к реке Шимон, за ним все остальные. Вот уже все понемногу спускаются с пригорка и подъезжают к Бире.
Первым останавливается Шимон. За ним — второй, третий, а когда последний дергает вожжи и останавливает своего коня, он слышит, как далекодалеко разносится эхо сильного голоса:
— Дядька! Подай паро-ом!..
ТИХОНЬКАЯ — БИРФЕЛЬД
Хоть уже вечереет, но мы отправились из Тихонькой на Бирское опытное поле. Я окончательно договариваюсь со своим возницей о том, чтобы ехать сегодня: дорога дальняя — верст шестьдесят. Едем на фуре и все лесом. Может, кто-нибудь встретит, остановит, — это же опасные дороги. Не стоит?
Но возницы высмеивают меня. Лишь бы дорогу нащупать, чтобы не заблудиться, тогда можно ехать целую ночь. Никто не помешает. Хорошее дело: в Биро-Биджане да чтобы трогали…
Раз так, то так. Едем. Недалеко впереди едут фуры с пчелами. Они едут медленно, надо смотреть, чтобы не опередить их. Лучше держаться вместе… Но молодые парни из менской «дикой дивизии» не хотят меня даже дослушать до конца.
— Еще чего доброго. Если надо «украинским жлобам», пусть бегут вместе с пчелами…
… Возле парома мои возницы добились, чтобы их первыми перевезли через Биру: у них нет времени. Они спешат. Они не станут ждать «напоследок». Ни в коем случае не будут ждать.
Добродушный паромщик с корейской бородкой, безусловно, расположил к себе эту молодежь. Он тоже когда-то был молодой. Теперь он спокойный. Он только любит смотреть, если кто-то горячится. Он просит у меня «расейской самокрутки» и, между прочим, рассказывает, что Озет собирается строить через Биру огромный мост. А его возьмут сторожем этого моста. Вот и выходит: не придется ему тянуть паром, да еще и вдвое больше зарплату будет получать. Конечно, умная вещь.
— Очень хорошие люди, этот Озет…
— Парни, таки действительно, куда нам спешить. Все равно придется ночевать на двенадцатой версте. Можно ехать не спеша. Едем же с грузом, кони сегодня пришли с опытного поля, они же уставшие. Нечего спешить.
Но Лейбко Ковалев терпеть не может, когда ползут, как мертвые. Лейбко в Менске служил у «каретника». Вот он и любит, чтобы кони живей перебирали ногами.