Но нет, это совсем не глупость. Мошко тоже так думает. Тут так роскошно, так хорошо, что если бы у него было время, он бы сел и описал весь Биро-Биджан на бумагу и разослал бы это по всем журналам и по всем газетам. Но нет у него времени, у Мошка. Надо же зарабатывать. Вот сейчас он везет кузню. Первую кузню в первую еврейскую республику. Надо же присматривать, чтобы не было никакого вреда.
— Ну, парни, хватит. Не шумите. Тут надо остановиться, чтобы кони немного отдышались. Вон там уже видно дома на Бирском опытном поле. Финкельштейн, агроном, как увидит их таких мокрых, то поднимет такой шум, что…
Да, правильно. Вон там, слева, видно несколько светлых пятен, которые дальше превращаются в четырехугольники. Вон уже видно жестяные крыши, видно даже, что жесть оцинкована и гофрирована. Это та самая жесть, которой покрыты почти все дома в этом крае. Это еще из той жести, которую немцы привозили сюда на больших пароходах, чтобы отсюда вывозить всякие богатства.
… Уже переезжаем последний большой мост, который еще достраивают. Телеги идут тут медленно. Справа от дороги менские «икорцы» (присланные от зарубежной организации «Икор» — примеч. авт.) сражаются с шестью лошадьми, чтобы те лучше тянули плуг. Над распаханной землей согнулись девчата, сажают картошку. Вдоль дороги навален шафранный кедрач — материал для большого дома.
Слева роются в земле ловкие парни из рогачевской коммуны. Время от времени нам загораживают дорогу телеги с длинными колодами. Лейбко, который идет впереди нашего «эшелона», ругается с возницами за то, что они загораживают нам дорогу своими телегами с длинными колодами на них.
Уже поворачиваем в последний раз. На повороте стоит палатка с корейскими ремесленниками, которые помогают строить дорогу, копать колодцы. Уже хорошо видны все строения, большой двор, двое ворот, которые никогда не отдыхают: тот заезжает, тот выезжает.
Мы заезжаем во двор. На улице уже темно. Тут стоит страшный шум. Я не успеваю оглядеться. Нас обступают знакомые и незнакомые и начинают расспрашивать.
ЕДЕМ ОСМАТРИВАТЬ ЗЕМЕЛЬНЫЕ УЧАСТКИ
Хоть на рисовые поля и послали ходоков, но мы решили и сами посмотреть на земельные участки около Бирского опытного поля. Трястись на возу уже привыкли: ехали десять тысяч верст, едем еще тысячу, так что проедем еще несколько сотен верст. Все равно кони стоят без дела, надо же их когда-нибудь «проездить». Так пусть тогда таки не зря будет…
Да. Но одному ехать тоже нет смысла. А до того, как уже обустраиваться, надо, чтобы все украинцы поселились вместе. А что, разве ж таки с менской дикой дивизией селиться, с теми литваками? — Ни за что на свете! Собрались. Значит, едем: один человек из зиновьевского коллектива, один кривозерский, один из Кременчуга и два уманца. Там надо хорошо осмотреться, а если понравится — можно даже и за собой закрепить участок.
— Ша. А может, прибудут те из «Сахалина» (в первые дни распространился слух, что надо ехать на Сахалин на рисовые плантации — примеч. авт.) и принесут хорошую весть про рис?
— Ну и что? Поедем на рис.
Ведь задаток на землю не надо давать. А кто заставляет ставить в известность агронома Финкельштейна о том, что мы посылаем туда людей? Ой, даже если узнает, пусть идет жалуется на нас до страшного суда.
Ай, да и болван же этот Филькенштейн. Верит. Всему верит. Думает, что если дал адрес земельного участка, то его вот-вот таки и подхватили.
Пусть подождет немного. Закрепить за собой участок — это тебе не подол подшить: закрепил узелок, потянул да вытянул. Надо хорошо обдумать. Он должен бы помнить, Финкильштейн, что как уже копнул первый раз лопатой землю, то отойти от нее уже не охота. Вот тут, на этой делянке, надо и вековать. Надо уже подставить горб, взяться и построиться…
А он сидит так важно, водит карандашом по карте. А потом поднимает пару черных, немного мутных глаз и заглядывает в лицо. Заглядывает и спрашивает, понятно ли? Но, кажется, ответа не видит. У него курносый нос, задранный кверху, — он заслоняет ему свет. Но смотрит он так задумчиво, серьезно. А когда на переносицу ему садится комар, кусает его длинным жальцем и машет крылышками, то агроном даже и не чувствует, смотрит просто и думает себе, наверное, что уже свое сделал. Пусть подождет немного. Пусть посердится: 812 — тот участок не нравится. Сегодня же едем искать новый…
Но агроном сегодня тоже не сердится. Ему говорят, что 816 — тот участок отличный. Земля свежая и мягкая, можно сегодня начинать пахать. Если бы пара больших коллективов взялась за него, то за короткое время можно было бы там наладить жизнь. Еще этим летом можно было бы построить дом и осенью в новом деревянном доме вместе с семьей выпить добрую чарку дешевой биджанской водки…