И сколько еще тех «еще»!..
Но мне уже все надоело. В остальном, я до сих пор не пойму, что кроется там, в тех ущельях, междугорьях, горных проходах. Я и до сих пор не пойму, что скрывает за собою та таинственная изменчивая дымка.
Лучше уже и не смотреть туда и идти своей дорогой. Особенно тогда, когда времечко такое теплое и сухое, пахнет так лесом и лугами. Но тут мне пришлось сворачивать на пахотную делянку: село Красивое стоит версты за две, за три от времянки (большака) вот туда мне и надо.
Я давно и твердо знаю, что слева есть только одна дорога. И эта дорога ведет прямиком в Красивое. Слева я увидел следы колес и ног. Это, наверное, и есть та дорога. Я сворачиваю на эту дорогу и уверен, что направляюсь в Красивое.
Позднее, версты через две, следов от колес и ног стало меньше, а потом и совсем исчезли.
Тем не менее, я шел дальше. Я уже когда-то был на этом месте. Мне даже казалось, что все это я уже видел. Вот и пригорок небольшой, покрытый белокорыми березками. Это новая поросль в том месте, где когда-то сгорел лес. Вон там, справа, на пригорке даже есть горелое. А вон туда дальше стоит высокая березка с такой скрученной веткой, что вместе со стволом образует огромную цифру 4.
Ага, и правда, все то же самое, как и тогда, когда я был тут раньше.
Но я шел дальше и не замечал и признаков какого-либо дыма, звуков, гомона, которые бы свидетельствовали о том, что тут где-то живут переселенцы.
Внезапно вся кровь ударила мне в голову и как будто зажгла в ней жуткую мысль:
— Что же будет, если я заблудился. Хорошая у меня работа — блуждать в тайге.
У меня просто ноги подкосились, в глазах потемнело… Мне почему-то пришел на ум Шимон прилукский, вспомнилось, как он выставляет свои желтые редкие зубы и хохочет.
Вот недавно рассказывал мне Шимон прилукский, что он сам как-то видел в лесу нескольких медведей.
— Как это так? Правда? Много медведей?
— Ого, в этом Биро-Биджане много есть медведей. Вот он поехал было на «двадцать вторую версту» за дранкой. А с Бомбы — там, где сворачивают на большак — выскочил огромный медведь, а за ним все его дети, и девчонки, и мальчишки, да как погнались они за Шимоном.
— Как? Живые медведи? Гнались? Ну и ну!..
— Ты не перебивай! — обиделся Шимон.
Как начал Шимон погонять коней, как начал. А кони прижали уши да как припустили, аж земля комьями во все стороны. А Шимон только кнутом свистит. Кони мчат, аж искры сыплются, а Шимон погоняет и погоняет.
— Так что же, так и не догнали тебя медведи?
Шимон захохотал. Выставил желтые конские зубы и хохочет.
— Ух-гу-гу-ух! Га-га-га! Ну и дурак же твоего отца сын. Ты и правда поверил? Точно так же, как моя мать. Ей нарассказывали, что тут волков сила-сильная, а она и верит. Пишет мне вот: приезжай лучше живой домой. Вот и ты так. Ой, и дурак же ты!
И Шимон снова выставляет зубы и хохочет.
Вот теперь, в дикой тайге, под горой, вспомнил я Шимона, и мне правда показалось, как будто что-то на горе шуршит.
— Ой, чтоб я так жил, то медведь. Вон и морда его большая и страшная. Вон тяжелые лапы. И ревет, таки правда, ревет.
Я побежал. Да со страху, наверное, побежал назад, потому, что теперь был лицом к тому месту, откуда пришел. Но все бежал изо всех сил. У меня уже ноги подкашивались, а я все бежал. Уже пробежал по дороге большое расстояние, только тогда остановился.
Отдохнув примерно час, двинулся дальше. Вдруг наткнулся на другую дорогу и засомневался: идти ею или не идти. Я взвесил все «за» и «против» и наконец пошел. Но, идя, я еще издалека заметил, что дорога эта ведет в лес.
Это, кажется, недавно проложили сюда дорогу. Немного телег тут проехало. Трава, которую притоптали кони, люди и колеса тяжелых телег, снова начала выпрямляться. А, может, это выросла новая трава?
Тут земля и минуты не бывает голой. В ней столько соков, что она ими захлебывается. Ей не надо тяжело страдать, чтобы покрыть самую большую площадь на свете пышными разнообразными травами. Травы цветущие, высотой со взрослого человека, и травка маленького росточка стелятся тут нежным пушистым бархатом. Без всяких усилий и труда застилает себя земля широченными коврами травяными, нежных оттенков и цветов. Земля тут богата и щедра и полными пригоршнями рассыпает свои дары.
А вон там дальше — деревья. Деревья-кустики и деревья-великаны. Смесь грациозных кедров, по-праздничному убранных майских берез, столетних ветвистых дубов и вечнозеленых хвойных. Травы тут тоже не знают границ и препятствий своей густоте. Они прорываются сквозь наваленный годами бурелом и хворост, стелятся и ползут на покореженные ветки, на сморщенную кору черных берез и скользят по стволам дубов. Травы растут и захватывают с каждым разом больше места между деревьями, на деревьях, возле деревьев…