Что бы это могло быть?
Я не успел подумать, как дверцы открылись, и в проеме показалась высокая, тонкая, немного согнутая фигура.
— Что ты здесь ищешь?
— Делянку «Красивое», — не без страха ответил я.
— Все они тут бродят…
Хоть эти слова могли нагнать на меня еще больше страха, но приветливое лицо и приятный голос успокоили меня.
Согнутая фигура вышла из хижины и выпрямилась. Это был очень высокий мужчина. Он осмотрел меня с головы до ног и приветливо улыбнулся. Ему это было несложно, потому что серо-голубые глаза у него были такие добрые, насмешливые, хоть и с немного уставшим взглядом. Ему оставалось только шевельнуть худыми вытянутыми щеками.
— Эй, тут не штука и заблудиться. Но это неприятная вещь.
Незнакомец показал направо худощавой рукой.
— Вон тамочки, возле пригорка, видишь… Недалеко. Где стоит дерево, согнутое, как тот пьяница, который притулился к забору.
Незнакомец снова приветливо улыбнулся, потом согнулся, вошел в хижину и за какую-то минутку вернулся с биноклем в руках. Одной рукой он поднес бинокль к глазам, а другой показал на пригорок, где, сказал он, было «Красивое». Вон там, даже дым видно.
Но я даже и в бинокль ничегошеньки не увидел. Там, где он показывал, была обыкновенная гора, немного больше затуманенная. Деревья на ней как будто слегка пританцовывали и играли разными красками радуги. Был дымок над этой горой, но этот дымок никуда не относило, а стоял он над горой неподвижно.
— Ох ты, баба. Пехота, — высокий добродушно засмеялся, — пехотинец из тебя, а не антилерист. Вот оно, «Красивое». Отсюда видно его. Даже и без бинокля. О!
Я сомневался, заверял незнакомца, что плохо вижу. Прошу его проводить меня. Пусть проведет меня до того места, откуда будет видно дома.
— Нет, этого я не могу. Не могу.
— Что же мне делать? — спросил я, как будто он был виноват в моей беспомощности.
— Я показываю тебе, иди туда, куда я показываю.
— Так я же ничего не вижу.
— Так что же я могу сделать. Ну, подожди.
Он согнулся и подошел к хижине.
— Паша, можно мне пойти провести человека до «Красивого»?
— Нет, нет, — услышал я поспешный ответ.
Высокий убрал голову из дверей, в проеме показалась женщина, растрепанная, круглолицая и босая. Она нахмурила брови и покачала головой:
— Идти? Ни в коем случае. Слышишь Филипп, ни за что.
— И чего ты боишься, Пашенька? Ведь недалеко. Только показать дорогу и все.
Паша и слушать не хотела. Она повернулась и ушла. Юбку она не подвязала и придерживала ее рукой. Прядь русых волос удерживала на макушке шпилька, а остальные волосы потоком сбегали по плечам.
— Видишь? Не могу, — развел своими длинными руками Филипп.
Я упрашивал его. Предложил ему деньги. Обещал дать на бутылку водки. Потом — на две.
— Жаль, что ты не антилерист. Баба ты. Пехота несчастная.
Филипп снова согнулся и заглянул в хижину.
— Пашка, ну, так я пойду провести человека? Недалеко.
Я тоже подошел к дверцам, заглянул внутрь. Там было мало света. Паша молча лежала выпрямившись.
— И почему бы мне не пойти, глупенькая? Только показать дорогу и сразу назад…
— Но я же боюсь, понимаешь! — Паша очень рассердилась. — Боюсь тут в одиночестве.
— Не надо бояться. Кого тут бояться? Я же только немножко дорогу покажу, да и назад.
— Я уже свое сказала. Не говори мне больше ничего.
Филипп качнул головой и хмыкнул. Я понял, что он сомневается. И тайком сказал ему, что он проведет меня только до того места, откуда я увижу дома. Я дам ему две бутылки. Если он хочет, то и три, и даже пять мне тоже не жаль ему дать.
— Ну, если так, то я иду. Хорошо, Паша?
Паша молчала. Филипп вытащил голову из хижины, взял бинокль и пошел прочь. Я пошел следом.
Внезапно в двери появилась Паша. Она была ужасно взволнована. На лице было выражение гнева и возмущения. Она была растрепана, и сквозь блузку было видно белое тело.
— Я боюсь оставаться тут одна, — возмущенно выкрикнула она. Глаза ее налились кровью. Она едва могла говорить, потому что ей сдавило горло. Голова дергалась, и губы дрожали. Придушенным голосом она добавила еще несколько слов: одна в т-а-а-йге. В такой большой и. и о-одна-одинешенька.
Паша быстро повернулась и пошла назад в хижину. Филипп доброжелательно улыбнулся ей и двинулся дальше. Я шел следом. Солнце было уже на западе. Был шестой час.
Сначала мы шли быстро. Филипп говорит, что ему эти места знакомы и мы можем пройти без тропинок. И двинулись напрямик к тому месту, которое он мне показывал. Иногда он останавливался, смотрел в бинокль и показывал мне. Тогда ему приходилось останавливаться и поджидать меня. Ведь я не могу так быстро, как он, ходить.