Ох, и рассердился же тогда Нехбе! Он побил на кухне горшки и тарелки. Кидался на всех с топором и, наконец, разбил Басино маленькое зеркальце и рассыпал пудру.
Когда Фишко прибежал, Гинда и Бася были уверены, что отец его убьет. Мать предостерегала Фишка, чтобы тот лучше уже молчал. Молчал, да и все.
Когда Йосель увидел своего сына, он посмотрел на него слепым глазом, вынул из кармана письмо и выкрикнул:
— Про Феклу можешь уже забыть. Вот возьми, сядь и переведи мне письмо на русский, слышишь? Сейчас же.
За все время, что Фишко писал, Йосель сидел на топчане возле него и смотрел слепым глазом. Басиным заплаканным глазам казалось, что весь пол засыпан мерцающими осколками зеркальца. Она двумя руками терла глаза и, наконец, увидела большой осколок. Тогда она стала крутить головой во все стороны, чтобы посмотреться в этот осколок, но ей это не удавалось, а сдвинуться с места было страшно. Вот так, без зеркальца, по памяти она и начала разглаживать жирные складки на шее.
Скоро Фишка закончил, Йосель схватил оба письма, еврейское и перевод, и отправился в слободу. На колодках он уже Митрофана не застал. Йосель сердился, бегал и, наконец, отыскав равнодушного Митрофана, вытащил его на колодки и начал читать. После каждого смачного слова, после каждого предложения Йосель останавливался, смотрел зрячим глазом и спрашивал:
— Ну, что скажешь, Митрофан?
— Чтобы так далеко ехать, можно везде найти работу. — Равнодушно отвечал Митрофан и гладил свою длинную рыжую бороду.
— Но там можно иметь работу целый век. Летом плотничать, зимой хозяйством заниматься.
Митрофану это не захватывает. Он снова отказывается холодно и равнодушно:
— То же самое тут я и делаю. Летом столярничаю, а зимой хозяйничаю.
— Что?..
Такого ответа Йосель совсем не ожидал. Подожди-ка, он прочитает дальше. Что Митрофан сказал? Летом он столярничает, а зимой занимается хозяйством. Йосель об этом и не догадывался. Вот уже двадцать лет, как он работает вместе с Митрофаном на всех стройках. Лучшие работы выполняют они с Митрофаном. Митрофан тоже работает прямо на «антик». Так, как Митрофан вырубает гнездо для замка, вырубает только Йосель, а больше никто. Митрофан тешет стропила, так никакой токарной машины не нужно. Йосель уже так привык к Митрофану, что без него ничего не мог бы сделать. Йосель все время думает, что все они делают вдвоем.
Нет, Митрофан зимой делал себе свою работу. Семья его летом трудилась на земле, а зимой все обрабатывали. Значит, Митрофан работал зимой без Йоселя. Ага. А Йосель об этом совсем не знал…
Йосель не торопился читать дальше. Ему много чего в голову пришло: он потер рукой щеку и, наткнувшись на царапину, вспомнил о Гинде и ее лавочке. Вот: у Йоселя зимой была лавочка, к которой Митрофан не имел никакого отношения.
Боже сохрани, сам Йосель туда не вмешивался. Это она, Гинда, такая лихорадка. Как приспичит ей, то настоящая лихорадка. Она должна справить на зиму платье и промотать то, что Йосель летом так тяжело заработал. Ну, теперь он с ней посчитается. Холера бы их всех забрала.
— Ну, что же ты задумался! — толкнул Йоселя Митрофан. — Читай дальше.
— Нет, Митрофан, хоть ты и кацап и хороший из тебя работник, но голова у тебя хохлацкая.
Ведь там, в Биро-Биджане не просто себе работа. Митрофан, очевидно, плохо понял письмо. Или лоботряс плохо перевел. Йосель прочитает на память. Там, пишет Нафтоле, столько леса, что и на свете не видано. А строителей надо столько, что их рвут на куски. Нафтоле пишет, что кто только может держать топор в руках, тот зарабатывает рублей пять в день. Но они калеки. Нафтоле не раз хотелось швырнуть им топор в голову.
Йосель отодвинулся от колодок, присел на корточки и стал трясти Митрофана за грудки сильными своими руками.
— Понимаешь, Митрофан! — Нафтоле пишет, что у него сердце болит за тот лес. И лес же такой, как пирог. Прямо просится, чтобы его рубили и строили из него. Там же дома делают только из дерева. Для плотника там работы по самые уши, да еще и на всю жизнь.
— Понимаешь, Митрофан?
Но Митрофана это не трогает. Он поддается Йоселевым сильным рукам и наклоняется туда, куда тянет его Йосель. Глазами он на все смотрит равнодушно. Хоть они сейчас немного устали: не такие молодые, не такие синие.
Потом он трет двумя пальцами глаза и водит этими пальцами вниз по лицу, по длинной рыжей бороде и говорит:
— Но это же далеко, Йосип. Очень далеко. Ехать туда на временную работу нельзя. Туда надо ехать только так, чтобы остаться.
— Конечно, остаться. Только остаться.
Йосель очень обрадовался от слова «остаться», моргал зрячим глазом и пытался левый, закрытый, тоже открыть, но не мог. — Мы там останемся. Навсегда останемся. Мы оба всегда будем работать вместе. И Нафтоле с нами будет. Всегда вместе будем тесать. Весь лес, что там стоит, мы обработаем и построим дома. Мы им всем покажем, как надо топор держать! Мы всем им покажем, что есть Йосель с Митрофаном. А зимой? За долгую зиму…