Выбрать главу

— Н-но, товарищ Малкин, в-вы же сами понимаете. В-вы же понимаете сами, что есть н-надо. А старый стервец н-не хочет д-давать есть. Д-даже к-курить. Чтобы голодали, да и все, г-голодали, да и все.

— То, что я понимаю, я понимаю для себя, а не для вас. Вы не должны мне это подчеркивать. — Малкин уже говорил, как всегда, сурово.

Цодек внезапно опустил напряженное лицо. С противно-просящего поменял его на противно-недовольное и потихоньку, как будто пристыжено, отошел.

За ним, как за покойником, пошли остальные.

Отойдя подальше, Бенчик неожиданно спросил:

— Парни, вы когда-нибудь изучали пятикнижие?

— Ну, ну?..

— В этом самом пятикнижии описан какой-то царь Артаксеркс. Вот такой самый Артарксеркс этот Малкин. Как вылитый. Ну просто, как на него примерено и пошито. Тот был царь, который хотел править всем миром. И этот Малкин точно также.

— Сравнил! — Выкрикнул кто-то. — Тот имел Амана советником и слушался всех его советов.

Бенчик моргал хитрыми глубокими глазками и встряхивал белесым чубом:

— Ну, так это не Артаксеркс, это другой царь. Он ни у кого ничего не спрашивает и никого не слушает.

— А я говорю, что он Мусалин, — объяснил Зелик, сапожник из Киева, человек, который знает все на свете, — там, в Италии, все диктаторы и у всех длинные синие носы, это оттого, что море… И Зелик-сапожник, который знает все на свете, объяснил, как море в Италии, что тоже синее, «девствует» на людей и на их носы. Зелик говорил это серьезно и равнодушно. Не хотят ему верить, то и не надо. Он в этом уверен, потому что точно знает.

Так они долго еще говорили о руководителе Малкине, который так велик в глазах переселенцев. Малкина наградили всеми эпитетами, но говорили про него шепотом, чтобы не услышал, потому что он лютый. Он может ругаться и приказать утопиться в Амуре.

Но Малкин никого не слушал. Малкин уже собирался ехать на «Три балагана», а между тем советовался с Файнманом о том, что делать дальше. Он советовался не для того, чтобы выслушать советы, но для того, чтобы знать, каково действительное положение переселенцев. И после того, в сотый раз повторив свою известную телеграмму про «смертельную опасность», если ему не вышлют телефонного аппарата, экипажа на рессорах, печатную машинку, кожаную куртку и лошадей с лопатами и специалистами, он сел на тележку, а Файнману велел ехать позади верхом.

Когда Малкин приехал на «Три балагана», то положение там было куда хуже, чем он и другие думали. Все переселенцы были в ярости. Все ворчали, все готовы были съесть друг друга. Хлеба не было, а сегодня пришла почта. Много людей получили письма, но еще больше не получили.

Те, которые получили письма, прочитав их, собрались в кучу, а вокруг них все остальные. Они ругали Озеты на местах, Озет здешний, Малкина и Рефоела Муляра. Главные претензии были: с какой стати местечковые Озеты плюют в лицо их семьям и выгоняют их из контор? Почему не дают до сих пор зарабатывать по три рубля в день, как обещали, чтобы можно было послать деньги домой? С какой стати не дают хлеба?

Те, которые не получили писем, злились на всех: на Комзет, на Амур, который разлился, на почту, которая приходит раз в пятьдесят лет, на своих жен, на самих себя, на Рефоела Муляра и на Малкина. К этим претензиям добавили еще, что не хотят работать на канавах. Пусть работают там корейцы. Сюда приехали пахать землю, а не канавы копать. Пусть дадут землю. Пусть дадут квартиры, а есть пускай сейчас дадут.

… Бенчик из Баку говорит, что когда Малкин взялся говорить, то даже Бенчик, который говорит очень-очень неплохо, может спрятаться под печку. Потому что физиономия у него, у Малкина, на колесиках. После того, как Малкин говорит, забудешь, что раньше хотел спросить. Вот только что имел множество вопросов, а теперь, когда сидишь на колодках между палатками и слушаешь проповеди Малкина, все вопросы куда-то исчезли. Малкин говорит так уверенно, твердо, что может уговорить, и ему верят. Он слегка шмыгает красным носом, вытирает с него маленькие капельки пота и после каждой фразы машет рукой и все. Отрезал. Больше не о чем спрашивать. Это была правда, потому что если бы нет, то он бы так уверенно не говорил.

Малкин говорит, что те, кто до сих пор работал, заработали, наверное, не меньше, чем два рубля в день, — и рубит рукой. Дальше положение безусловно улучшится, — и еще раз отрубил рукой. Кони и лопаты непременно завтра будут. Снова отрубил. Строители и землеустроители точно за неделю будут, и…