После этих слов Малкин не успел махнуть рукой. Ему внезапно перебили речь. Рефоел Муляр перебил. Рефоел Муляр говорит, что хватит обманывать людей. Всегда товарищ Малкин так уверяет и никогда не выполняет. Это, можно сказать, какой-то бюрократизм. Нельзя обманывать широкие трудящиеся массы. Тут должна быть самокритика. И надо массы удовлетворять.
Нет, Малкин этого не ожидал.
Никто этого не ожидал. Как осмелился Рефоел такое сказать? Как это он перебивает товарища Малкина? Он не имел никакого права перебивать товарища Малкина.
Но обманывать тоже не надо. Когда обещают, то надо делать. Обещал дать работу на субботу, должна быть на субботу. Взялся сделать четыре подковы, пусть будет четыре, а не три. Без лопат нельзя работать. Так почему же говорят, что без работы не дадут есть?
Хоть Малкин уверен в себе, засунул руки в карманы и слегка покачивает ногой, но все уже смотрят на него, как на побежденного. Все ищут на его лице, что оно покраснеет, а в глазах — смущения. Теперь тонкая кисея, которая покрывала его авторитет, надорвана и сброшена. Переселенцы смотрят на него, как на голого.
Теперь уже у всех множество вопросов. Теперь его голого можно выкупать во всех этих вопросах. Нет, сегодня никто не пойдет на работу, даже те, у кого есть лопаты, тоже не пойдут на работу. С такими тачками никто не может работать. Да и такие драные тачки тоже не у всех есть. Большинству работников приходится носить землю лопатами. Набрать лопату земли и отнести ее. Еще раз набрать и еще раз отнести — хорошая работа.
Теперь кричали почти все. Один другого перекрикивал. Между выкриками слышно было, что были такие, что трубили: Рефоела Муляра надо выбрать «наилучшим» старостой. Это человек, который как раз знает, как подойти к простой массе. К простой массе надо уметь найти подход, а Рефоел Муляр как раз может быть старостой.
Все кричали, но никто не слышал. Малкин стоял внешне спокойный: левая рука — в кармане, правой ковырял в посиневшем носу и, равнодушный ко всему, думал о чем-то постороннем. Некоторые, перебесившись, стали в стороне и заранее сочувствовали Малкину.
Внезапно на большой колоде появился Давид Файнман. Он махал правой рукой и пытался перекричать всех. Улыбался загорелым уставшим лицом и моргал быстрыми черными глазами. Да пусть же будет тихо! Он должен сказать вещь, что-то очень важное.
Никто не слушал. Все кричали. Наконец Давид перекричал:
— Товарищи, прибыли письма! Они у меня. Пусть будет тихо!
Хоть все знали, что это только уловка Файнмана; почта не приходила, и никаких писем нет, однако слово «письма» имеет для переселенцев на чужбине такую силу, что может остановить самую страшную бурю. Давид улыбался, но все видели, что он в гневе. Он хочет сказать много чего. Он пробовал помогать себе обеими руками, но левая, покалеченная, не хотела свободно двигаться. Тогда он только правой размахивал и путался.
— Товарищи, среди нас есть человек… и хочет сорвать всю работу. Этот человек таки тут… и стоит тут среди нас…
Все начали оборачиваться, чтобы увидеть «срывателя» и отодвинуться. Давид, утихомирив толпу, заговорил спокойней. Он сказал, что этот человек подлый; у него на уме только собственные интересы и больше ничего. Чтобы выдвинуть себя на передовые позиции, этот человек готов все разрушить. На самом деле он не больше, чем бузотер. А когда Давид Файнман, разволновавшись, выкрикнул:
— Это паскудный Рефоел Муляр!..
Все, оглядываясь по сторонам, начали искать Рефоела Муляра. А как его не нашли, то и оказалось, что он действительно таки паскудный, что все это еще давно заметили. Таким и должен быть мерзавец. Вот такое желтосморщенное лицо он должен иметь. Именно такие вылинявшие воспаленные глаза у паскудника. Никто уже не слышал, как Давид дальше позорил Муляра и указывал на все его недостатки. Он рассказал, что временами Муляр не хотел выдавать продукты, хоть у него на складе, безусловно, был хлеб, чтобы подорвать авторитет Малкина, а самому пробиться наверх. Он даже не подумал заготовить продукты на несколько дней, думал именно этим разозлить переселенцев.
Никто уже этого не слышал. Все были заняты собственными мыслями, обдумывали; обсуждали Рефоела, Малкина, смотрели туда, на канал, на хижины и на себя.
Свежий звонко-молодой голос снова привлек к себе их внимание. Это говорил Лейзер из Винницы. Он рассчитывал, как бы можно было хорошо заработать. «А к тому же, — кричал он, — надо хотеть работать!».
Он пожимал своими узкими мальчишескими плечами и кричал, что надо работать утром; не надо останавливаться перед гнусом. Вот он работает на рассвете, просто встает на рассвете и работает.