Тут уже дело было сложней: надо было, чтобы каждый пел свое, а результат чтобы был один.
— Вы понимаете! — все вместе чтобы пели одно. Песня. ну, мотив, чтобы был один, хоть каждый поет свое. Тут организация должна быть уже совсем, совсем другая.
— Я боюсь, что вы снова меня не поняли.
Теперь уже Люба не смотрела в тетрадь, только на меня. Лицо ее с черными глазами пылало. Оно было напряженным и готовым в каждую тысячную долю секунды взволноваться. Она шлепнула комара на руке и глубоким грудным голосом спросила:
— Скажите, вы меня поняли?
Моего ответа она не ждала и продолжала дальше.
А в последнее время, когда в техникуме начали поговаривать про организацию коммуны из молодежи, чтобы поехали в Биро-Биджан, то Люба взялась за это первая.
— Вы понимаете? — Тут уже дело очень сложное. Тут надо организовать целую жизнь. Надо приспосабливать разные характеры… ну, наклонности одного учащегося к другому. Надо, чтобы трудовые интересы, которые у всех сходятся, влияли на характеры так, чтобы их абсолютно разные черты, штрихи, чтобы стали. ну, одним хором, еще больше. чем-то таким.
— М-м…, я забыла, как называется. Но, может, вы уже что-нибудь поняли?…
Так вот, об этом в газетах даже и не вспоминают. Много шумят о путешествии. Хвалят на все лады Биро-Биджан. Но, как изменяются характеры, как организуется дело, — об этом не пишут.
Люба еще долго говорила. Она уже отложила тетрадь и двумя руками убивала комаров и на щеках, и на лбу, и на шее и объясняла мне, что она хочет сказать. Все ее мысли становились для меня непонятнее, запутаннее.
Вдруг посреди разговора Люба вспомнила, что она сегодня дежурит дома и должна еще много сделать: надо приготовить поесть; буланой кобыле надо перевязать ногу; белье у председателя коммуны совсем расползлось, надо его как-нибудь залатать; перебрать картошку для посадки. Да еще и протокол вчерашнего заседания переписать и подготовить вопросы в повестку дня сегодняшнего заседания комсомольской ячейки. А больше всего ей хотелось бы сейчас помыться и переодеться. Я должен ее извинить, она, кажется, уже несколько недель не мыла голову и не переодевалась.
— Ах, как плохо я себя чувствую, когда я грязная. Как будто связанная.
Люба насилу нашла место, где можно поставить ногу в заставленной палатке и вышла, оставив меня в одиночестве. Она суетилась за палаткой, перевязывала ногу кобыле, осматривала сарай, который сами строили. Возле каждой работы бралась что-нибудь делать, начинала и бежала к другой работе. Начинала эту работу и возвращалась снова к первой, потом хваталась за третью, и так далее. Везде начинала и не заканчивала. Немножко делала и бежала дальше.
Коммунары пришли с работы уставшие, грязные, покусанные мошкарой, мокрые. Обед еще не был готов, и все нашли себе новую работу: кто управлялся с лошадьми, кто чинил косилку, кто латал штаны.
— Люба, почему ты не перевязала лошади ногу?
— Я за это только хотела взяться, как вы пришли.
— Люба, почему ты совсем не смотрела за плотниками? Ведь они ничего не сделали.
— Не хватило леса. Слишком большой сарай взялись строить. Сегодня на ячейке поговорим об этом.
— Люба, белье ты мне не залатала?
— Вот сейчас залатаю…
Любе задавали много вопросов и требовали много ответов. Не только потому, что она сегодня дежурила, но так уже привыкли с тех пор, как приехали из дома. Нет, еще когда начали организовывать коммуну. Да и как могло быть иначе, если Люба была членом почти всех комиссий, а в некоторых — председательствовала. Все хорошо знали, что без Любы никогда не начинают о чем-то говорить. Люба брала на себя много дел, и везде она руководила. Но сегодня все чаще переспрашивали, и уже очень возмущенно. Может, потому, что комары сегодня, после вчерашнего дождя, особенно докучали. Или потому, что Люба первый раз дежурила, а именно сегодня сделали очень мало работы. Именно сегодня у многих коммунаров вырывалось слово: «хватит». Но если бы спросили каждого отдельно, что именно «хватит», — никто не смог бы сказать. Просто была такая мысль, что этому пора положить конец. Сегодня на заседании все прояснится. И к этому все готовились.
Уставшие, грязные, замученные — молодые коммунары готовились к заседанию. Каждый выбрал себе местечко, где можно было бы удобней сесть: не так быстро закончится заседание. Это заседание не лучше других. А другие продолжались аж до самой ночи.