И еще она хочет спросить: как быть с больными. Надо отправить кого-нибудь, чтобы ухаживал за ними.
А почему, например, ей до сих пор не сказали: дает ли агроном вязалку? Или нет? Он уже чересчур носом крутит…
Еще одно хотела она спросить… Нет, не одно, много чего должна она спросить и сказать. Все завели моду делать все наскоро, лишь бы избавиться. Не понимают, что на одну работу нельзя навалиться всем сразу. Люба оперлась на столбик, что возле входа в палатку. Все окружили ее и слушают. Она говорит уже не тихо. Она не уставшая. Чтобы растолковать кому-нибудь то, что нужно, Люба не знает усталости.
Как это так, что хотели сбросить с плеч все дела. Есть столько важных вопросов, надо все обдумать; надо договориться про лес на сараи и на дом; надо отправить людей косить сено, и много сена. Мало лошадей. Двое парней больны; какие-то трое начали ворчать и хотят бросать коммуну.
Люба насчитала множество важных вопросов. Ее истомленное лицо снова стало напряженным, по-взрослому серьезным. Глаза ее блестели и грезили. Она снова говорила своим уверенным грудным голосом. И в ночной тьме она указательным пальцем рисовала полоски, точки, окружности; изо всех этих рисунков она плела одну мысль: надо добиться, чтобы все шло организованно. Вот точка. Вот круг. Точка стоит посредине. Из всего круга устремляются к этой точке, и это называется:
— Организация.
Молодые переселенцы, которые стояли вокруг Любы, тоже видели все так ясно, им даже стало неприятно, что раньше они думали что-то недоброе об этой изможденной девчонке. Как здесь все ясно: вот точка — все ее видят. Вот круг — каждый парень, кто хоть понюхал геометрию, может себе представить круг. Теперь очертить еще больший круг — тоже очень понятно. Вся коммуна встанет на него, и общими силами направятся к центральной точке и вместе завоюют ее…
Для всех была теперь так понятна необходимость работать, что все с нетерпением ждали дня, когда можно будет взяться за работу.
— А кто эти три парня, которые хотят выйти из коммуны? — Внезапно спросил кто-то. Никто не отозвался. Никто даже и не кашлянул, чтобы его не заподозрили. Разве кто уйдет сейчас, когда все так ясно и близко. У Фулька выступили слезы на глазах. В темноте их все равно никто не заметил. Да если бы даже и заметил, то тоже ничего не сказал бы. Фулько думал: дом. комары. надо выспаться., но раз уже так, то пусть будет.
Никому даже не хотелось лезть под брезент, задыхаться там под грудой одеял и тряпья. Да и после этого бояться, чтобы комары не кусали, лучше уж простоять тут во дворе возле славной Любы, слушать и видеть перед собой цель. Но как ее достичь?
Когда луне надоело стоять привидением посреди неба, чтобы каждый кусок облака цеплялся за ее лицо; когда она сдвинулась с места, а с другой стороны, напротив, небо начало сереть, люди разошлись на разные работы.
Уже утром всем не хватало сил. Пила вгрызлась в дерево до половины ствола и не хотела двигаться ни туда, ни сюда. Ветки, которые в другой раз отлетали, только ударишь топором, теперь держались, как прикрученные. Топор никак не мог попасть в зарубку. А там, в поле, сегодня наткнулись на кусок луга, пусть бы уже больше такое не случалось. Одни кочки. Таки только кочки, корни и кустики. Косилка и трех махов не пройдет гладко. Все только цепляется и цепляется. Гнуса того сегодня утром невозможно было стерпеть. Так он кусался и въедался, как никогда. И минутки не давал свободно подышать.
Молодые коммунары очень быстро устали. Долгая передышка не помогала. Наоборот, после такой передышки чувствовалась такая ломота во всех костях, что разогнуться невозможно было. Несколько раз пытались взяться за какую-нибудь работу, но никакая не шла на лад. Не то, чтобы хотелось спать. Или есть. Все просто были без сил.
Сегодня все раньше времени пришли с работы. Дома каждому парню было что доделать. Сразу лечь, отдохнуть никто не мог: готовились к очень важному долгому заседанию.
* * *
Несколько дней спустя я встретил Любу в Бирофельде. Трое молодых переселенцев и Люба пришли сюда с ними переговорить. Она еще больше подурнела, была очень изможденной и спешила на заседание.
Она остановилась возле меня на несколько секунд, но успела глубоко вздохнуть:
— Это все не то, что нужно.
В последние дни Люба снова что-то читала в газетах.
Но ни в одной статье не говорится о муках переселенцев, об их радостях, не откликаются на…
— М-м… забыла, как сказать…
Люба минутку подумала и обрадовалась:
— Про организацию. Как организовать коммуну. Это же самое важное дело на свете.