Девушка укрыла Менделя и направилась к дверям. По всему бараку гудели на все лады храп и сопение. Она нащупала двери и вышла. За дверями храп еще гудел в ее голове.
… Сейчас, когда Менделю полегчало, можно было бы что-нибудь сделать. Но дождь все льет и льет. Лес возить сейчас нельзя. Сено косить нельзя. Сима предложила бы теперь привести в порядок всю сбрую. Некоторые шлеи починить; перебрать вожжи и все промазать дегтем; коней надо подкормить, чтобы все кости у них спрятались. Да и телеги надо в порядок привести. Но лучше всего было бы, если бы выбраться в село и привезти еще одну корову и пару свиней. Если Сима не обеспечит всю коммуну молоком, салом и мясом, она дает голову на отсечение.
— Кому нужно ее сечь, — шутит один. — Дай сюда, мы ее лучше расцелуем.
— Ты про поцелуи забудь, — отзывается другой как бы невзначай. — Есть уже кому целовать Симу.
— Кому, например? — разворачивается разговор. Сима уже вся красная, пылает. Она отворачивается, расстегивает мужской пиджачок, который носит последнее время, вынимает из-за пазухи ордер от старшего агронома. Это она у него добилась ордера, чтобы закупить еще одну корову и пять свиней. Но кого послать?
О, о, Мендель уже наготове. Он уже совсем здоровый, он чувствует себя сильным, как двое коней.
Удивительно, настоящий командир получился из Симы. А когда она надела этот пиджак, то уже приказывает, и все. Но Симы уже нет. Она покрутилась между кроватей, на ходу застегивая пиджак и приглаживая пушистые зачесанные волосы, вышла. Скоро она вернулась и сказала, что пару коней уже запрягли. Нехем и Вова могут ехать. Коммуна снова шутила и смеялась. Парней распределили, и все принялись за разные работы в бараке.
…Был хороший день, солнечный и теплый. Глинистая земля проветрилась, и можно уже было ехать. Следующие дни тоже были солнечные и теплые, очень теплые. Для дома привезли очень много леса, надо было только закончить крышу. Мендель таскал парней, чтобы привезти дранку с «двадцать второй версты» и помочь как можно быстрей закончить дом…
Сима теперь снова спорила с Менделем и каждый раз краснела. Сейчас стоят хорошие дни, и Сима подгоняла молодых коммунаров, чтобы помогали пахать. В их распоряжении есть теперь трактор, надо быстрей распахать и что-нибудь посеять.
— Что, Симочка, из-за того, что ты в комиссии, чтоб пахать землю, то и тянешь теперь парней к себе. Чудной человек эта Сима: работать должна только та комиссия, к которой она принадлежит.
— Неправда, Сима вообще так не думает. Больше половины коммунаров могут косить и сгребать сено.
— Ну, а дом?
— Дом никуда не убежит. — Если что, барак теперь свободен. Переселенцы разъехались по делянкам, а при необходимости можно в нем пожить несколько дней, а кроме того, дом почти готов. Туда надо отправить пару крепких парней, чтобы помогли закончить. Такую погоду жаль пропустить. Сейчас надо вспахать немного земли и накосить много сена.
Симы уже нет. Она пошла на поле, туда, где сейчас грохочет трактор. Позади солидного, грохочущего трактора пара бойких коней тянула плуги и повторно переворачивала землю. Тут уже были наготове бороны, и веселая молодая лошадка бодро и быстро бороновала. Позади всей процессии тянулись парни с полными шапками порезанной картошки, которую тут таки на месте и сажали. Все были так погружены в работу, что невозможно было кого-нибудь оторвать.
Сима позвала двух коммунаров, которые, она была уверена, послушают ее, и послала их на сенокос. Сама она побежала посмотреть на дом. Она совсем не надеялась найти тут Менделя. Когда сегодня утром говорили о покосе, Мендель молчал, и заметно было, что он тоже согласился на это. А теперь он возле дома и осматривает его. Сима не видела, чтобы Мендель тут что-нибудь делал. Он только крутится и что-то высматривает. Мендель и сейчас такой сердитый и обеспокоенный, как никогда. Сима боится у него что-нибудь спросить. Последнее время от наималейшего Симиного прикосновения он, этот большой Мендель, начинает плакать и обнимает ее.
Сима уже было пошла, но услышала, что Мендель ее зовет. Мендель отвел ее в сторону, к стенке и разрыдался:
— Сима. «швайцарка»… сдохла. — Мендель еле пролепетал. Он не мог на ногах устоять. Прислонился к стенке и плакал, как малое дитя. Сима подошла ближе, поискала в карманах платок, чтобы вытереть ему слезы, но не нашла. Тогда она подняла полу мужского пиджака, который носит последнее время, и вытерла ему глаза. Мендель вдруг улыбнулся красными заплаканными глазами:
— Вот так я, Сима… «швайцарке» вытирал… но она все равно сдохла. — Мендель всхлипывал и бормотал: