Тогда же и прозвучали эти обещания, эти клятвы, данные с неестественной для обоих детской искренностью. Клятвы о том, что они попытаются все изменить. Сохранить. Уберечь от того, к чему они так привыкли.
Они постоянно дрались между собой за какое-то первенство. За звание самого умного, самого хитрого, самого предусмотрительного. За право называться стратегом лучшим, чем их партнер. Но тогда, впервые за все время, они попытались отречься от этого соревнования, отбросить его в сторону ради друг-друга и ради собственных лучших качеств.
Но кажется… пообещали слишком опрометчиво.
По крайней мере она была в этом убеждена.
— Я… — страх промелькнул в расширенных зрачках яркой искрой. Она как и вчера не знала, что делать, как и вчера не знала, правдой было все происходящее, либо продолжением их блядской игры. — Вставай. Пожалуйста, вставай.
Он молчал. Молчал с такой же тяжестью, с которой два раза вздохнул. И выглядел сейчас совершенно не так, как выглядел обычно. Он выглядел… Уязвимым. Безоружным. Капитулировавшимся.
Именно это ее пугало. Если вчера, когда это впервые произошло, в страхе она тоже закивала, в страхе же поняла, что сама сейчас выглядит и чувствует так же, а потом, по утру, попыталась забыть обо всем этом, как об очередном кошмаре, то сейчас… Сейчас так сделать — так же забыть и проигнорировать — точно не получится. Не выйдет, как бы она не старалась.
— Прости меня… Пожалуйста, прости… Слышишь меня, прости! — тонкая рука крепко вцепилась в рукав ветровки, потянула на себя, сжала до побеления костяшек. Но ни это, ни последовавшие следом за этим причитания с одним только словом “прости” не заставили сидящую на ступеньках статую сдвинуться. — Я — дура! Прости! Я — дура, пожалуйста.. Прости!.. Я думала... Это все было невзаправду! Я думала, что все не по-настоящему. Прости, я думала...
“Слова — бисер, звонко бьющийся о стены, отскакивающий и рассыпающийся по мраморному полу. Летит он красиво, но стене от него столько же пользы, сколько вреда”.
Конец