– Дэм! – заволновался «Бисмарк». Он бросился к трапу.
Я последовал за ним. Но грек, растопырив руки, задержал нас.
– Пусти, будь ты проклят! – запыхтел старик, пытаясь оттолкнуть грека. – Пусти! Убью!
Но грек не пускал:
– Я догоню! Я! – И, с силой оттолкнув нас, загремел по трапу и во весь дух помчался по берегу.
– Скорей! Скорей! – торопил его «Бисмарк».
Грек скрылся за углом. Прошла минута, другая, третья… Старик волновался, бегал вдоль борта, ругался. Он обрушил на наши головы весь запас интернациональной брани… Он раньше никогда так не ругался. Он безумствовал. Он снова бросился к трапу. Но я предупредил его, вихрем слетев на берег:
– Стоп! Идут! Идут!
Вдали показались двое. Грек тащил под руку негра. Я вернулся на палубу.
– Ну, слава богу! – отдувался «Бисмарк», вытирая старым брезентом пот с лица и головы. – Какое счастье, что я во-время вышел на палубу! Ведь он мог уйти и свалиться где-нибудь.
Я виновато, как школьник, смотрел ему в глаза.
– И говоришь, ушел он добровольно?
– Да, добровольно.
– Вот видишь! – топнул он ногой – золотой парень! А вы оба его… Эх! – укоризненно закачал он головой. – Молодежь! А впрочем, вы тоже славные ребята, только дураки… ослики… – И он заблеял козленком.
Старик как будто пришел в себя.
Грек и негр поднимались по трапу.
– А ведь он и впрямь свалился, – сказал грек. – Пришлось потормошить.
«Бисмарк» бросился к негру с протянутой рукой:
– Галло, друг! Галло! Это меня увольняют, но ты тут ни при чем. Я с этим старшим механиком ни за какие миллионы не останусь, будь он миллион раз проклят. Я, видишь ли, не гожусь для тропиков… И он меня вышвырнул, как тряпку за борт… И потом я стар, все одно мне конец. Так что оставайся здесь, друг. Оставайся! – Старик говорил быстрее обыкновенного, как бы извиняясь. – А вы, ребята, последите за ним, будьте к нему внимательны, пока он в форму не придет, – обратился он к нам. – Он парень здоровый и оправится скоро, – похлопал он негра по плечу.
Лицо негра прояснилось, глаза просветлели. Он выпрямился.
– Ты что, болел? – участливо спросил его «Бисмарк».
– Мне нечаянно молотком ступню расшибли.
– Он уж семь месяцев здесь мается, – сказал грек.
– Не столько болел, сколько скучал по семье. У меня в Англии семья. Семья… – с наивной гордостью сказал негр.
– И детки? – спросил «Бисмарк».
– Двое. – В подтверждение своих слов негр торжественно извлек из нагрудного кармана металлический футляр и вынул из него фотокарточку. – Вот, – показал он нам. На карточке изображены были молодая, добродушно улыбающаяся негритянка и две черномазые девочки с удивленными личиками. Одеты были они в белые дешевые платьица.
– Сколько лет девочкам? – спросил «Бисмарк».
– Вот этой пять, а этой семь. – Негр с любовью смотрел на карточку, и глаза его стали влажными.
– Какие славные мордочки! – воскликнул старик. – Так вот и хочется пощекотать. – Он пошевелил пальцами и заблеял козленком. – Будь у меня такие внучата, я бы нянькой ходил за ними. И ничего не желал бы на свете… Так ты же самый счастливый человек в мире! Честное слово! – Лицо негра просияло. Он счастливо улыбался. – А вообще получилось правильно, – продолжал старик. – Тебе здесь место, а не мне. Мне терять нечего. Я стар и одинок. Обидно только, что вышвырнули, как тряпку за борт. – Старик снова помрачнел. Лицо его болезненно сморщилось. – Ну что ж, пошли…
– Минутку! – остановил его негр.
Мы задержались.
– Вы отсюда вернетесь в Англию? Не гак ли? – обратился он к старику.
– Вряд ли… Все что получу, вероятно, тут и пропью. Тут же и околею… И какая разница, где пропадать, а виски и здесь тоже английское… Что ждет меня в Англии? Ни семьи, ни угла… Один конец!
– Если вы… не побрезгуете… – заикаясь от волнения, хрипло прошептал негр, – я… я могу предложить вам угол… и… – Он не договорил. «Бисмарк» поднял брови, приоткрыл рот. – Моя жена работает в прачечной… Живем, сами понимаете, в хибарке, но там все же просторней, чем в кубрике… Жена вас примет, как родного отца… Я ей напишу. У нее и у меня родители давно померли. Вы будете нам… – Он снова не договорил и умоляюще посмотрел на нас.
Мы поняли его и, перебивая друг друга, принялись горячо уговаривать старика. Негр благодарно кивал головой.
– Вы доберетесь в Англию раньше меня, – снова обратился он к «Бисмарку». – Потом я вернусь с рейса… И внучата вас полюбят… – При слове «внучата» он совсем смутился. – Если только не побрезгуете… Я ведь цветной.
Старик, который во время речи негра все шире раскрывал рот и выше поднимал брови, вдруг вскрикнул:
– Брезговать?! За кого ты меня принимаешь?! Да я такой же цветной, как и ты. Как тряпку, за борт!.. Мы все здесь цветные! Все! – И, обернувшись к нам, он указал на негра своим обожженным пальцем. – Да он сумасшедший, этот парень! Ей-богу, сумасшедший! Он, вероятно, вправду принимает меня за самого Бисмарка или за лорда без штанов? – И он залился козленком. – Да мало ли я с вашим братом потел у топок!.. Побрезговать!.. Нет, этот парень впрямь ненормальный! – Старик продолжал возмущаться, а негр смотрел на него влажными глазами, с улыбкой на устах, смотрел так же, как на фотографию, где была снята его семья.
Старик заметил это. Он даже вспотел и густо покраснел. И, вдруг оборвав речь, рванул к себе негра и, подняв вверх руку, крикнул:
– Честное слово, у меня есть внучата! Есть семья!
Он снова залился козленком, и негр ответил ему тем звенящим, заразительным смехом, как умеют смеяться только негры.