Получив согласие Мессинга, Александр Иванович усилил присмотр за конторщицей торфяного треста. Расчет его был прост и, казалось, безошибочен: появившись в Петрограде, все равно в каком качестве, зарубежный гость непременно попытается связаться со своей супругой.
Ободряющим подтверждением этого плана послужила и перехваченная чекистами почтовая открыточка из Пскова. Некто с крайне неразборчивым почерком уведомлял Людмилу Евграфовну, что в пятницу 10 июня ей надлежит весь день быть дома, поскольку должны привезти обещанные продукты. Открыточку, конечно, вручили адресату.
В пятницу, как и следовало ожидать, Людмила Евграфовна в торфяной трест не пошла, сообщив по телефону о своем «недомогании». Спустя пять минут к ней на квартиру явились оперативные работники. Предъявили растерявшейся хозяйке ордер, заняли удобные позиции, позволявшие наблюдать за всеми входящими в подъезд дома. С этой минуты никто не смог бы выйти из квартиры Людмилы Евграфовны, пока не будет захвачен зарубежный визитер.
Операция была подготовлена достаточно надежно. Так, во всяком случае, думалось Александру Ивановичу.
Специальные люди присматривали за сквером напротив дома, откуда открывался удобный обзор.
И все же гость из Варшавы не попал в расставленную для него ловушку.
Около полудня в квартире Людмилы Евграфовны раздался робкий звонок с черного хода. Механизм засады мгновенно сработал, дверь распахнулась, пришедшего задержали.
Увы, это был не Росселевич. Перед чекистами, переминаясь с ноги на ногу, испуганно топтался оборванец-беспризорник, спрашивал хозяйку квартиры. Пока с ним разбирались, пока выясняли, кто прислал его с угла Невского и Надеждинской, приказав вручить Людмиле Евграфовне сумку с продуктами, время было упущено. Именно на это и рассчитывал сверхосторожный визитер: долгое отсутствие беспризорника послужило ему сигналом опасности.
На розыск Беглого Муженька немедленно выехали бригады оперативных работников. Перекрыты были все вокзалы, конечные остановки трамваев, гостиницы, пивные заведения, ночлежки. Резидент Савинкова бесследно исчез.
Такова была эта злополучная история с упущенным вражеским агентом.
— Похоже, что не мог он скрыться из Петрограда, — сказал Мессинг на разборе неудачной операции. — Спрятался, должно быть, в запасную нору, будет дожидаться удобного случая…
Александр Иванович придерживался того же мнения, хотя где-то в глубине души допускал и другой исход. Было в этом Росселевиче что-то непонятное, упорно не поддающееся обычным представлениям о людях из савинковского гнезда. Взять его письма, к примеру, тоскливые, наполненные неподдельным человеческим чувством. Но, с другой стороны, надо было считаться с реальными фактами. Обманул их Беглый Муженек с находчивостью опытного разведчика.
Так или иначе, а, отправляясь в Псков, Александр Иванович надеялся разрешить загадку исчезнувшего резидента. Основное, казалось ему, докопаться до нелегального адреса Беглого Муженька. Петроградские его связи, явки, пароли — вот что требовалось выяснить в первую очередь.
Колчак, как и следовало ожидать, сообщил немало любопытных вещей. Загнанный в угол, каялся он с лихорадочной торопливостью, суетливо перескакивал с одного на другое, не всегда отличая существенное от явно второстепенных подробностей, и Александру Ивановичу стоило немалых усилий направлять разговор в интересующее его русло.
Капитана Росселевича Колчак помянул мимоходом, да и то с явной завистью, как вспоминают ловких проныр, умеющих вовремя выйти из опасной игры. Кстати, капитан этот в самовольной отлучке, от руководства разведслужбой отстранен.
— В отлучке? — переспросил Александр Иванович.
— Ну в бегах, велика ли разница! — объяснил Колчак. — Официально об этом стараются не говорить, идет, наверно, проверочка, а слушок был, что утек капитан в Совдепию.
— Это зачем же?
— Вам видней, гражданин Ланге! — насупился Колчак, заподозрив, что следователь его разыгрывает. — Собрался, наверно, зарабатывать прощение у Советской власти.
Еще неожиданнее было показание Колчака насчет петроградской «пилюли», задуманной в штабе Савинкова.
В Петрограде, в штабе стрелкового корпуса, имеется якобы видный красный командир, облеченный доверием начальства. Награжден за гражданскую войну почетным оружием, испытанный партиец, убежденный большевик. Вот к нему-то, к этому командиру, и должен прибыть из Варшавы савинковский резидент.
Фамилию резидента, как и фамилию командира, Колчак, к сожалению, не знал. В обиходе зовут этого типа Афоней. Скорей всего, кличка такая у него. Роста Афоня среднего, коренаст, смугловат, на вид лет двадцати пяти, не старше. Зарекомендовал себя в савинковской контрразведке, как очень пронырливый малый. В Петроград, по-видимому, посылается с рядом заданий и уж, конечно, с явками, с адресами.