Лежа теперь на узкой солдатской койке брата, отвернувшись для надежности к стене, он вдруг подумал, что Борис Викторович близок к истине. Неужто не способен он сыграть роль Демьяна? Поехать, допустим, с братом куда-нибудь за город, вроде на прогулку, местечко выбрать поукромнее, потише. Выполнимо это? Вполне выполнимо. Затем нарядиться в командирскую его одежонку, обратно приехать попозже, чтобы никто не увидел, а в понедельник с утра заглянуть в штаб. Ненадолго, конечно, на часик или на два, в зависимости от обстоятельств…
Думал он об этом спокойно, никакой жалости не испытывал, и только одно сдерживало — чрезмерная опасность этого варианта. Где находится штаб, он знает, а вот где там у них шифровальное отделение… И помешать могут, спросить о чем-нибудь неожиданном. Нет, спешка в подобных случаях до добра не доводит. Нужна солидная подготовка. Да и не денется никуда этот вариант. В конце концов — средство крайнее.
Гораздо важнее расшевелить братца, вызвать на откровенность. Пусть бы рассказал о себе и своей службе, а то все расспрашивает, все задает свои сочувственные вопросики…
Вероятно, он промахнулся с самого начала. Взял где-то неверный тон, вызвал у Демьяна настороженность. Так или иначе, а встреча с братом представлялась совсем другой. Более родственной, что ли, более шумной и бестолковой, когда говорят перебивая друг друга, смеются, утирают невольные слезы, без конца умиляются своими милыми воспоминаниями и перегородки, разделяющие людей, как-то сами собой рушатся. Но получилось у них холодновато.
Словом, надо было искать выход из положения. Полежать немного с закрытыми глазами, спокойно все обмозговать. Только бы не приставал Демьян с дурацкими своими расспросами, не мешал сосредоточиться.
— Генка, ты спишь?
Ну вот, разве тут что-нибудь придумаешь? Снова небось начнет выпытывать и расспрашивать, как настоящий следователь. Мало еще вопросов, не все еще разузнал.
— Не сплю, братеник. Башка что-то разболелась.
— А ты попробуй усни, это помогает. Я все же хочу сбегать на лекцию, это ненадолго, часа на два, а ты усни… Комнату запру на ключ, никто тебя не потревожит.
Мелькнуло на секунду обжигающее чувство страха. С чего это вдруг засобирался Демьян? Не хочет ли устроить какую-нибудь пакость? Впрочем, тут же это чувство и рассеялось, уступив место практическим соображениям. Это, наверно, к лучшему, пусть катится в свой музей, раз не прожить ему без лекций. Оставшись в комнате один, он обследует берлогу брата, пороется в столе, в книгах, обдумает не спеша свои дальнейшие действия.
— Ладно, Демочка, ты ступай куда тебе нужно, а я и в самом деле попробую уснуть…
Щелкнул ключ в дверях, Демьян ушел, и Геннадию показалось, что он в выигрыше. Но в том-то все и заключалось, что Демьян вовсе не собирался на воскресное сборище любителей живописи. И это был, пожалуй, самый серьезный просчет его воскресного гостя. Кстати, подобного оборота событий не предусматривал и сам Борис Викторович, хотя тщательно обдумал оба варианта для Афони.
Просто Демьяну понадобилось побыть одному, наедине со своими противоречивыми мыслями и ощущениями. Случается порой такое, что человеку никак не разобраться в себе самом и нужно для этого хоть немного побыть в одиночестве.
Демьян, конечно, обрадовался нежданному появлению своего брата. Еще бы не обрадоваться! Не виделись столько времени, потерялись в великом столпотворении войн и революций, сотрясавших страну, и вдруг — на тебе, заявляется с утра пораньше Генка. Живой, невредимый, крепкий, как молодой бычок, несмотря на перенесенные невзгоды. Ведь это чертовски здорово, прямо как в сказке! Никого у него не осталось после смерти дядюшки Никеши, от двоюродных братцев не было ни слуху ни духу, а тут сам Генка, вылитая его копия, дорогой братеник!
Радость Демьяна была бы совсем полной, если бы не кое-какие странности в поведении брата. Правильнее сказать, даже не странности, а непонятные и совершенно необъяснимые противоречия, которых нельзя не заметить, настолько бросаются они в глаза. Ну с какой стати, например, изображать страдальца, измученного тяжелой жизнью на чужбине? Ведь сотни и тысячи подобных Геннадию отщепенцев давно возвратились к своим семьям и, между прочим, не делают трагедии из своего прошлого. Боялся, говорит, репрессий, поверил в басенки, распространяемые за границей. Ну хорошо, допустим, боялся, но для чего же в таком случае скрывать, что имеется у тебя родной брат? Не вернее ли, если хочешь быть честным, прямо сказать, что имею, мол, или имел брата, который за меня способен поручиться.