Я покинул Гибралтар 6 июня, и это было благоприятное начало, потому что день был прекрасный. При выходе из гавани ветер был очень слабый, и я лежал на палубе, греясь на солнце и мечтая о предстоящих днях — о радостях и возможных трудностях, которые ждали меня впереди.
Я безгранично верил в свою отличную лодку и был уверен в своих навигационных навыках. Я чувствовал себя в отличной форме, абсолютно без тревог, с приятным предвкушением солнечного плавания с пассатами в тропики, где я найду обильное солнце, летучих рыб и, возможно, приключения. Итак, я в последний раз взглянул на землю и на величественную скалу Гибралтара, сияющую в весеннем солнце.
Слабый ветер усилился, поэтому я подтянул паруса и взял курс из бухты Альхесирас к проливу и побережью Северной Африки, и вскоре я оказался в проливе, огибая мыс Карнеро.
Рыб было так много, что казалось, будто они заставляют воду кипеть. Дельфины резвились вокруг лодки, а чайки ныряли посреди их косяков. Я был бы рад поймать рыбу, но плыл слишком быстро, чтобы попытка увенчалась успехом.
В тот вечер, в шесть часов, «Файркрест», плывя по восточному ветру, прошел Моноки, старую мавританскую крепость, последний мыс европейского побережья. Здесь я встретил две большие трехмачтовые шхуны и был рад обнаружить, что «Файркрест» может держаться наравне с ними.
С наступлением ночи ветер усилился до полу-шторма. Чуть позже я увидел свет Танжера. К десяти часам ветер достиг силы полного шторма. Затем ветер внезапно повернул на юго-запад — прямо в нос — и мой первый стаксель разорвался на куски. Затем пошел сильный ливень. Поскольку это был первый день плавания, я быстро устал. Поэтому я решил хорошо выспаться, что бы ни случилось. Я остановился под убранным гротом и стакселем, спустился вниз и лег спать.
Дул сильный ветер, но «Файркрест» вел себя прекрасно в запутанных морях пролива, кренясь от порывов ветра, когда его паруса наполнялись, а затем поворачиваясь, чтобы стряхнуть большую часть ветра со своих парусов. Поэтому он ходил задом наперед всю ночь, пока я спал внизу, уверенный, что что бы ни приготовила мне ночь или завтрашний день, мое судно выступит на равных со стихией.
На второй день мы столкнулись с сильным юго-западным ветром, прямо по курсу. Временами шел сильный дождь, и я мог нести только сильно зарифленный грот и штормовой стаксель.
Я отремонтировал патентованное роллинговое устройство для рифления грота в Гибралтаре после того, как повредил его в Средиземном море, но прыжки «Файркреста» в сильном море вскоре сломали больше зубцов штормового колеса. Поэтому на протяжении всего путешествия приходилось полностью опускать грот и вручную сворачивать гик, когда требовалось рифление. Старый грот начал рваться по швам, и мне пришлось его опустить и починить, иначе он бы порвался от передней до задней шкаторины.
На следующий день было хорошо, поэтому я установил отремонтированный грот, второй кливер и маленький гафельный топсель. В полдень я вышел на солнце и обнаружил, что за первые два дня прошел пятьдесят миль. В два часа того дня я наконец потерял из виду мыс Спартель на африканском побережье. Теперь я был вдали от всякой земли в открытом океане. Мир воды был полностью моим.
На третий день после Гибралтара я встретил пассаты. Сначала они были слабыми, но очень быстро усилились до шторма, который продолжался целую неделю, а затем стих.
Я с нетерпением ждал первого появления летучей рыбы и был рад, когда 10 июня из воды вылетела маленькая серебристая полоска и пролетела почти сто ярдов, прежде чем исчезнуть.
При движении по ветру Firecrest не мог управляться под всеми парусами. В этом мне повезло меньше, чем капитану Слокаму, который на борту Spray мог идти по ветру много дней, не касаясь румпеля. Следствием этого было то, что в те первые дни пассатов и после того, как я рулил днем в течение двенадцати часов непрерывно, все время стараясь избегать кливера, я устал. Я также знал, что должен беречь силы для более длительных сражений со стихиями, которые должны были наступить. Поэтому я спустился в лодку, закрыл сходной трап и пошел спать, но каждое утро ровно в пять часов вылезал из койки, чтобы приготовить завтрак. Он неизменно состоял из овсянки, бекона, корабельных галет, масла и чая со сгущенным молоком.
Я недолго был в море, прежде чем обнаружил, что меня обманули судовые торговцы в Гибралтаре, где я взял большую часть своих запасов. Солонина была хороша наверху бочки, но ниже она в основном состояла из костей и жира.