В Финикии и Палестине Красс пытался организовать набор новобранцев, чтобы создать из местных жителей «Сирийский» легион всадников, но дело закончилось большими выкупами, которые выплачивались в обмен на свободу. Легион так и не был сформирован. Недовольство легатов иногда проявлялось в редких спорах с ним, но Красс никогда не давал им перерасти в открытое возмущение, щедро платя за службу.
Лаций старался не вмешиваться в вопросы набора. Как и Кассий, он считал, что сорок тысяч человек вполне достаточно для любых действий, как мирных, так и военных. Однако Кассий был квестором и, в отличие от Лация, не мог уклониться от сбора налогов и податей с местного населения, потому что Красс приказал ему принимать деньги от всех – бедных и богатых. Однако, помимо денег, родители, которые откупали своих детей от службы, обязаны были ещё сами искать им замену. В большинстве случаев, это были юноши из бедных семей, которые зависели от богачей и поэтому продавали детей в армию. А иногда и просто отдавали по их прихоти.
Оказавшись в городе Яффа, они столкнулись с одним очень хитрым купцом по имени Хабул. Этот человек хотел обмануть всех вокруг и, при этом, ничего не потерять. Он пришёл на набор один. За ним печально следовал только дряхлый осёл, которого вёл не менее старый раб. Когда подошла его очередь, Хабул упал на колени и плюхнулся лицом в пыль. Именно в пыль, а не на ладони, как делали все остальные. Лаций от удивления даже приподнял шлем и не отреагировал на шутку Варгонта, который помогал Кассию:
– Смотри, какой старый пень! Наверное, умом тронулся, пока ждал своей очереди. Он не умер там? Квестор, люди тебя боятся! Похоже, придётся брать на службу его осла и погонщика.
Хабул продолжал лежать лицом в пыли и не шевелился. Было очень жарко, и даже под навесом воздух казался похожим на жидкое горячее масло. Лаций чувствовал, что постоянно потеет. Перед глазами висела пелена – всё слегка кружилось и плыло. Когда Кассий, выпив воды и обтерев голову мокрой тряпкой, кивнул двум пехотинцам, чтобы подняли просителя на ноги, тот наотрез отказался. Кассий скривился. Он заранее знал, что сейчас произойдёт, и не хотел тратить силы.
– Эй, ты! Вставай и говори!
– Горе, – еле слышно прохрипел обладатель длинной бороды и необъятного живота, слегка оторвав голову от земли. На спине его рубашке были видны тёмные полосы пота, – горе пришло в мой дом, о великий властитель солнца! Светило отражается от твоего шлема миллионами драгоценных камней, а мой дом в это время покрыт тенью смерти! – он снова попытался упасть лицом в пыль, но два легионера успели подхватить его под руки. – Небеса прогневались на меня, и жизнь моя теперь стала ужасной!
– Ты что несёшь? – нахмурился Кассий, подозревая подвох. День обещал быть длинным, но он уже успел устать от духоты, и его лицо осунулось, как будто перед этим он не спал всю ночь. Брадобрей постарался на славу, и сегодня колкая щетина в уголках губ не раздражала кожу, но пот разъедал щёки, которые этот новый слуга всё-таки немного поцарапал. Гай Кассий поморщился, протянул руку к легионеру, и тот, зная, что делать, сразу же наклонил кожаный мешок и налил ему в ладонь немного воды. Квестор плеснул её на щёки и глаза несколько раз. Стало немного легче. Купец, тем временем, продолжал причитать:
– Горе мне горе, и всему роду моему горе, отцам и всем предкам моим, трудившимся в поте лица своего от восхода до заката, детям моим горе, не знающим отдыха и помогающим мне в делах моих, всем нам горе…
– Ты кто такой? – коротко спросил Кассий и упёрся ладонями в колени.
– Я Хабул, – быстро ответил несчастный толстяк и снова закатил глаза к небу. К квестору подошёл местный купец и что-то тихо сообщил.
– Хабул, у тебя семь сыновей, – обречённо вздохнул Гай, – где они?
– О, горе мне! – снова взвыл Хабул. – Вчера мой старший сын умер. А сегодня его хоронят. И все люди моего дома пребывают в великом…
– Хабул! – резко крикнул Кассий, и тот от неожиданности даже вздрогнул. – Сколько лет твоему умершему сыну?
– Двадцать, о солнцеподобный римлянин!