Статья так и называлась «Грешники», её автор утверждал, что слабые духом люди будут наиболее уязвимы для подобных вирусов, и в конце пути их всегда будет ждать ад. Ад из собственных грехов.
Забавно, но в одном из абзацев — там, где описывал, как вирусы будут искать подходящих носителей — автор ссылался на мою старую статью об анонимности.
Я не то, чтобы не понимал — я не хотел понимать всё это. Часть меня всё ещё находилась там, в «Армагеддоне», на городской стене, со снайперской винтовкой. Эта часть всё ещё слышала отголоски приветствия моих подданных. Рёв истребителей, гул танковых двигателей. Топот марширующих солдат.
Расшатанная табуретка вместо кресла в командном центре. Безликие прохожие вместо подобострастных союзников альянса. Эти вот деньги — разноцветные бумажки без какого-либо функционала. Какое-то время я часто, гуляя по серым московским улицам, заходил в ювелирные магазины и просил показать изумруды.
Днём я сходил с ума, отказываясь воспринимать реальность. Ночью меня мучила боль, грезились кошмары с безумцами. Я постепенно адаптировался к новой-прежней Москве, но процесс проходил медленно.
Из холдинга меня, конечно же, уволили. Тупой и трусливый редактор обвинил меня в том, что я не сдал вовремя статью — но я-то знал, что это дело рук Егора Егоровича. Я посоветовал редактору поцеловать в задницу начальника безопасности и больше с ним не общался. Нашёл новую работу. Потом ещё одну.
Мне казалось невероятно унизительным кому-либо подчиняться. Я был вынужден пить, просто чтобы не сойти с ума. Работодатели увольняли меня якобы за пьянство, но я понимал, что нахожусь в чёрном списке корпорации, и даже не пытался спорить.
Тоня тоже послала меня к чёрту. Или я её. В общем, я пытался ей объяснить, но потом почувствовал нежелание оправдываться перед ней. Кто она такая, в конце концов?
Дни проходили один за другим в бессмысленной суете. Люди вокруг меня старались заработать деньги, и потратить их на вещи. Они толкались, наступали на ноги, ругались, а я думал о том, что даже небольшой части моей армии хватило бы для завоевания этого города. Этой страны. Всего этого мира. Серая биомасса, не способная ни на что, кроме трусости, вызывала у меня только презрение — и отвечала мне тем же.
Пытался ли я рассказать им, что со мной случилось? Да, и не раз. Иногда по пьяни, иногда на эмоциях. Мне никто не верил, так как никаких доказательств у меня не было.
Приближался новый год, вместе с ним среди мокрого снега и грязных улиц начала явственно прорисовываться модель одиночества. Я потерял очередную работу — издатель расторг контракт из-за сроков, но я догадывался, что это корпорация «Кольцо» передаёт мне привет. Слишком много я болтал в последнее время.
Деньги закончились одновременно с алкоголем. Несколько раз я пытался поговорить с Тоней, и мне почти удалось вернуть наши отношения в дружескую канву. Мне так показалось. Мне показалось, что я уговорил её встретить новый год вместе, у неё дома. И я даже написал стихи, собираясь выйти на новый романтический уровень. Писал их сердцем, длинное стихотворение, почти из десятка четверостиший, описывало мои чувства. Искренние. В тот момент я особенно чувствовал, что хочу быть рядом с ней.
Утро тридцать первого декабря началось со звонка хозяйки квартиры. Поздравить с новым годом, и поинтересоваться ситуацией с квартплатой. Беседуя с ней, я чувствовал себя фермером, вынужденным платить дань мародёру. Эта алчная тётка сообщила, что собирается искать новых квартирантов, более платёжеспособных. Что ж, я стоически принял этот удар, и пожелал ей в новом году побольше изумрудов.
Позвонил Тоне. Телефон у неё был отключён, но в обед я заметил её в скайпе и сразу же запросил видеовызов.
Она ответила, но камеру прикрыла чем-то, и произнесла прежде, чем я успел выкрикнуть поздравление:
— Я же русским языком сказала тебе, чтобы ты мне больше не звонил.
Вместо поздравления я растерянно промямлил:
— А я стихи написал.
— Что? — спросила она.
— Стихи. Про нас, — и я, не дожидаясь, пока она что-то скажет, начал читать.
— На секунду представить, что снег растаял. И надолго разрушить его плен.
— Толик! — позвала меня Тоня.
— Но вернуться тебя не смогу заставить, — продолжал я.
— Толик, хватит! Прекрати.
— Ты ушла навсегда, наверное, — закончил я первое четверостишие и решил прерваться. — Тебе не нравится?
— Я выхожу замуж, — сказала она, и стихотворение сразу же потеряло смысл. Как и многое другое.
— Зачем? — спросил я, тупо пялясь в монитор. — То есть… я хочу сказать… за кого?
— За меня, друг.
«Что-то», прикрывавшее тонину камеру, убралось в сторону. С монитора на меня смотрело сытое лицо Абырвалга, Арчибальда, Ахтунга — я забыл, как его зовут.
— Не звони ей больше, она же тебя просила, и не раз.
— Я сейчас приеду, и попрошу тебя, — сказал я, не скрывая угрозы. Я был уверен, что даже без дробовика смогу справиться с ним.
— Куда ты приедешь, клоун? — отозвался Акробат. — Мы сейчас в Монте-Карло. Сиди в своей дыре и забудь про нас. С наступающим.
Соединение оборвалось, и я вдруг отчётливо понял, что навсегда.
Что было дальше? Стресс, расшатанные нервы, необходимость выпить, магазин, бутылка виски, нехватка денег, временная амнезия.
Я пришёл в себя, забегая в подъезд, с бутылкой подмышкой. За мной гнался какой-то кретин в форме охраны супермаркета, но спасительная подъездная дверь стала для него непреодолимой преградой. В лифте я злобно хихикал, хотя смех был скорее истеричным — и я прекрасно это понимал.
Вместо закуски использовал сигареты. Ещё у меня был лёд и доширак. Ничо так, гламурненько получилось.
Близился новый год. А, нет, новый год уже прошёл. Я пропустил речь президента и куранты, вышел на балкон с остатками добытого вискаря и предпоследней сигаретой.
Ночной воздух трещал от мороза и петард. Небо расцветало многочисленными салютами самых разных размеров. Я сидел среди пустых коробок, старой мебели и прочего хлама, в трико в домашних тапочках. Вспоминал гораздо более грандиозные фейерверки, что устраивал наш альянс в честь побед. Вспоминал армейский самогон и многочисленные коктейли на его основе. Добавил в новогоднее небо ещё одну звёздочку, щелчком отправив за балкон окурок.
На секунду представил, что снег растаял. И надолго разрушил его плен. Но вернуться себя не смогу заставить.
Потому что всё тлен.
Как же всё невероятно безысходно.
Допил виски, бросил бутылку в коробку из-под телевизора. Протиснулся к перилам, посмотрел вниз.
У подъезда остановился мультиван, следом за ним внедорожник. Из машин вышло несколько людей, зашли в подъезд.
Новый год, все ходят в гости, поздравляют друг друга. А мой единственный друг оказался вирусом. А моя девушка — невестой богатого придурка.
Я закрыл глаза.
Можно, конечно, начать всё с чистого листа. Забыть то, что было, написать новую статью, заработать денег, оплатить квартиру, написать ещё одну статью. Но есть ли в этом смысл? Если всё действительно тлен и вокруг одна безысходность.
В дверь позвонили. Я ещё раз посмотрел вниз, на машины. Потом вернулся в квартиру.
Если это приехали по мою душу, если корпорация решила, чтобы я замолчал навсегда — так тому и быть. Бежать и прятаться я не собираюсь.
Я открыл дверь и шагнул назад. Не от страха, от удивления.
На пороге моей квартиры стоял человек, очень сильно похожий на моего командира, только чуть постарше. За его спиной маячили ещё два человека, мне незнакомых.
— Анатолий Орлов? — спросил он, глядя мне в глаза.
Я кивнул, пытаясь отделить реальность от вымысла.
— Меня зовут Андрей Гумилёв, — сказал мой гость. — Я президент корпорации «Кольцо». И я хочу предложить вам работу в одном из наших проектов. Вам это интересно?
По крайней мере, это не безысходно, подумал я, и снова кивнул.