В приемной Антонина Николаевна, сухонькая, в возрасте, много курившая, увидев его, оторопела за узеньким столиком, загроможденным телефонами, бумагами и машинкой «ремингтон», потом, автоматически поправляя жиденькие обесцвеченные букли, встала:
— С приездом, Сергей Александрович. Звонил товарищ Бородин. Только что. Интересовался.
— Позвоню.
— Нет-нет, Сергей Александрович! Товарищ замминистра предупредил меня, чтоб я лично о вашем появлении ему доложила.
— Какие-то загадки, Антонина Николаевна! Что еще?
— Марат Вениаминович ждет вас, он у себя.
— Приглашайте!
Умнов еще не разделся, не снял плащ-болонью, как негромко, мелодично зазвонил телефон, не раздеваясь, он так и пошел вперед, к столику, на котором теснились разноцветные аппараты. «Выходит, Антонина Николаевна доложила Бородину». И не ошибся. «Чего бы это ему? Этот седой лис зря не станет звонить! Тем более после того не очень приятного объяснения: он за комплексную систему «Щит», в которой место «Меркурию» — подчищать…»
Голос Бородина в трубке добродушный; после обычных приветствий сказал:
— Что ж, об испытании уже известно! Поздравляю… Какие планы на сегодня? Есть что-нибудь экстренное, неотложное?
Умнов пояснил, что собирался в Медвежьи Горы, к Тарасенко.
— Ну, это успеется, а? Можно и завтра… — И Бородин сделал короткую паузу. — Тут вот какое дело… По запискам Бутакова и Янова создана вроде бы конфликтная группа. Так вот… Правительство поручило ей сказать свое слово… В консультативном порядке. А что тут говорить? Ясно. Вот и хотели бы в одиннадцать видеть вас, Сергей Александрович, посоветоваться. Как?
— Как? — повторил Умнов, медленно пытаясь осмыслить услышанное, еще не зная, что бы все значило, но ощущая неожиданную влажную теплоту на ладонях. — Как? Считаю приказом. Буду!
— Вот и ладно. Ждем.
Сев в кресло, по-прежнему в плаще, Умнов секунду как бы находился в полной глухоте, в абсолютной тишине: в сознание со стороны не проникало ни одного звука, шороха, да и сам он, казалось, не думал, не мыслил в этот момент.
Овсенцев вошел быстро, но в удивлении задержал шаг, увидев в кресле Умнова в болонье, вскоробившейся колоколом, отрешенного, никак не отреагировавшего на его появление. Умнов действительно видел Овсенцева, пестрый расстегнутый пиджак на широкой груди, облысевшую со лба, редко поросшую светлым пухом голову, однако какую-то еще секунду не мог выйти из глухоты, заторможенности.
— Что с вами? Вы куда-то собрались уезжать, Сергей Александрович?.. — Овсенцев подступал с опаской, осторожно.
— Да, хотел… — Ладонью Умнов провел по лицу, будто стирал что-то невидимое и неприятное. — Так вам что-нибудь удалось? Через час надо быть у Бородина.
— Удалось вроде… Думаю, мягко говоря, «Щит» — липа, но липа крепкая, не сразу ее раскусишь. Идея, замысел сбивают с толку. И привлекают. А исполнение, пусть самое архисложное, — дело, мол, уже техники… Так ведь считается?
— Ну, это известно, Марат Вениаминович. Что нового?
— Предварительно пока… Замысел так называемой второй кнопки…
— К доске хотите? — спросил Умнов. — Ну-ка, давайте!
Народу у Бородина собралось немного, человек шесть, и атмосфера могла бы показаться такой, будто встретились для задушевной беседы добрые давние товарищи, и Бородин, как истинный хозяин, задавал тон: на столе чай, печенье, бутылки с минеральной водой.
У Умнова, однако, мелькнула запоздалая мысль: «В этом кабинете тебе сказали, что «Меркурию» уготована роль «подчищать»… А теперь?..»
Словно весь заряженный только благодушием, Бородин улыбчиво начал:
— Вот Сергей Александрович счел приглашение его сюда, на встречу, приказом… Что ж, человек истинно военной дисциплины! Достоинство, скажу… А мы на совет собрались. Хоть, может быть, и нелегко на первый случай покажется, Сергей Александрович… Есть предложение. Но только думаю, на первый случай нелегко. Потом все выгоды станут ясными. Так что выскажем, выскажем! Как вы — к предложениям?..
«Какие-то петли делает…» — подумал Умнов и взглянул из-под очков на Бородина:
— Кто же от дельных предложений отказывается?..
— Вот-вот! — торопливо согласился Бородин, повернулся к сидевшему справа замминистру, высокому, поджарому, с красивой, точно нарисованной, сединой: широкой аккуратной лентой она окаймляла его голову, постепенно к макушке сходила на нет. — Может, вы, Михаил Евгеньевич, выскажете?