— Бондарин запрашивает: мол, год почти прошел. — Помолчал, ожидая, верно, реакции, но я тоже выдержал паузу: первая, как говорится, ласточка — теперь начнут щипать за сроки.
— Но не полтора еще, Валерий Федорович!
— Не полтора, верно. А как все же с пуском по реальной? Когда? Под ваш метод подкопы делаются — крупные величины, ученые. Советую поторопиться. Вот бы перед Новым годом, а? Чтоб в новый вступить с новым качеством.
Объяснил ему ситуацию, сложившуюся 5 ноября, сказал, что отрабатываются блоки «отстройки».
— Ну, это пусть идет своим чередом! — отсек Звягинцев. — Детали! А вы с методом поторапливайтесь. Его надо проверить.
Что ж, яснее ясного! Считай — приказ. И вызван он, видно, непростыми обстоятельствами.
Но какими?
30 декабря
Пять суток готовимся к пуску: днем и ночью не вылезаем из аппаратурного корпуса — проверки самые тщательные, доскональные, по усложненной программе. Доставили блоки отстройки. Пока черновые варианты. Отлаживаем, учим совместимости (модно — как совместимость в живых тканях!), единой работе с экспериментальным образцом «Меркурия».
Живет почему-то ощущение: пуск не афишировать, пусть пройдет тихо, будем считать его предварительным. Почему — сам не знаю.
1 января
Вчера все шло как по маслу! Видели на экране: разделились головка и корпус, блоки сработали — отстроились… Табло горят — координаты поступают в счетную машину, идет их обработка. Произойдет захват в автоматический режим, и тогда выдастся команда на пуск антиракеты. Неужели? Неужели наконец сработаем?!
И вдруг погасло верхнее табло. Не выдаются координаты с одной из точек. По громкой связи запросил:
— «Кобра», почему не выдаются координаты?
Мрачный Овсенцев проронил:
— И не будут, Сергей Александрович. Дайте отбой.
— Какой отбой? Наша ракета в полете… Выходит, поздравить с промахом?
— Выходит.
Летели в Москву подавленные: какой уж Новый год! Предстоит объяснение со Звягинцевым. А что объяснять?
По-шантарски время Нового года. Летим не один час. Под нами шесть тысяч метров. Как ни скребут кошки на душе, а вокруг люди, и, хошь не хошь, демонстрируй «настрой».
— Где же шампанское? Отметим наш шантарский Новый год!
Шампанское было заготовлено. Выпили.
Возбужденный — нервные красные пятна на лице — Овсенцев отставил стакан, глядел в темень иллюминатора.
— Сергей Александрович! Меня сегодня казнить надо.
— В чем дело?
— Сорвал пуск…
— Вы? Как?!
— Ум за разум зашел в эти дни — не понимаю… Перед захватом произошло. Знаю, машина сама сработает, автоматически, а все же думаю: дай помогу, нажму для перестраховки кнопку. Нажал не ту…
Что с ним было делать? Что?! Какая нелепость, какая дикость!
— Не было бы этого! Не было! — повторял он заведенно. — Но вы же знаете, испытание проводили по принципу крайности: вдруг в боевой обстановке откажут все сразу степени предохранения. И выключили их… Выключили!
Я задохнулся, еле проворочал языком:
— Нас надо вот с шести тысяч сбросить. Вас первого, меня за вами.
Домой приехал с аэродрома без пятнадцати двенадцать московского — в самый раз к столу. Над Москвой тихо и бело-желто от света и снега. Почему беды и радости соседствуют так близко?!
Запорошенный, позвонил в дверь.
Зимние бураны словно бы выдохлись наконец — выдохлись в начале февраля, в первой декаде, прошумев над Шантарском круто, напористо, со снежными зарядами, ледяными поземками, сковывая глазурной корочкой стылую землю, сборно-щитовые постройки на головной площадке, мачты телескопов, опоры антенн, хилые, в пол человеческого роста, осенью лишь высаженные топольки. Глазурную корочку ветер отполировал до блеска, растяжки антенн, тощие ветви топольков позванивают стеклянно, тоскливо.
Снег не держался в степи, его сдувало с наста, уносило в бескрайние просторы, наметало в низины, и бесснежная степь в лохмотьях белесой и темно-бурой прошлогодней травы походила на шкуру старого полинялого верблюда. Оттого, должно быть, особенно тоскливыми казались и степь и эта пора года. Люди прятались, отсиживались возле аппаратуры — здесь было теплее и уютнее, забывалась снедавшая душу тоска.
Аппаратуру гоняли круглые сутки, и люди работали тоже круглые сутки, уходили с рабочих мест, лишь когда сваливал, подкашивал сон, выпадали из рук паяльник, отвертка, пробник…