— Виноват, товарищ генерал!
— Нет-нет, вы повторите, как сказали!
Открыв щербину, солдат уже в полном смущении все же повторил свою фразу.
— А здорово сказано? «Летела беркутом, а приземлилась ощипанной курицей!» — Сергеев оглядывал всех, радостный, добродушный. — Вот у штаба водрузим эти обломки на постамент. Пусть напоминают о первой победе, первом успехе. И слова эти высечем на граните. Как вы, товарищи?
Согласились безоговорочно.
Бородин был ошарашен докладом и с ходу, без обеда, возможно не веря своим ушам, попросил все ему показать: пленки, расчеты, остатки боевой головки…
Показали. Бородин, тягостно молчавший над разложенными рулонами пленки, наконец, сверкнув серебряной шевелюрой, медленно сказал:
— Получается, что не разбираться надо, а митинг собирать. Что же, давайте на головную точку. Сейчас же приказ по министерству составим на поощрение лучших. Возможно, и вам, Георгий Владимирович, отметить военных?
— Согласен вполне! — отозвался Сергеев и сделал знак начальнику штаба Валееву.
Вечером на головной точке был митинг и праздничный ужин: хозяйственники полигона расщедрились, по сто граммов «полевых» выделили на брата.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
28 августа
В делах с «Меркурием» наступили «тихие и мрачные времена». С того памятного мартовского дня, когда выстрел «Меркурия» оказался точным, в «десятку», и поисковая группа привезла сбитую ракету, сгрузила у штаба — изуродованную и искореженную, а замминистра Бородин на митинге заявил, что «этим снайперским выстрелом «Меркурий» доказал бесспорную правильность заложенного в нем метода, открыл реальную перспективу борьбы со стратегическим ракетным оружием», — с тех пор происходило странное. То, чего можно было ждать и к чему в те дни внутреннего подъема готовился — бурному победному шествию «Меркурия», — такого не произошло: где-то, будто в каких-то скрытых механизмах, что-то застопорилось, заели неведомые шестеренки. Все остановилось на точке замерзания.
Нет, Умнов, не успокаивай себя ложной иллюзией, что это временно, что тут раскачка: в тишине, покое — взрывчатая опасность…
Тогда после Бородина в Шантарск прилетел и генерал Бондарин, прилетел с «подкреплением»: генералом и двумя полковниками из управления. В отсеке командного пункта — невыветривающаяся духота, круто настоянная, слоистый, нерассасывающийся табачный дым колыхался зыбисто, студенисто. С утра читали и обсуждали по пунктам отчет об испытании, спорили о формулировках, фразах — перепалка вспыхивала даже по отдельным словам, — а после застопорились на пункте о перспективах «Меркурия». Приехавший вместе с Бондариным генерал — он занимается в управлении наукой — предложил записать: «Меркурий» не готов к выполнению боевой задачи, заложенной в технических условиях на комплекс, требуются серьезные дополнительные конструктивные исследования и доработки…
Рыже-прокуренными пальцами Бондарин сбил пепел сигареты в простую жестяную пепельницу на непокрытом столе:
— Надеюсь, против такого пункта возражений не будет? Как говорится, чистая правда-матка.
— Это вы называете правдой-маткой? Записать так — значит забить в «Меркурий» осиновый кол.
— Возможно, Сергей Александрович… А если нельзя ставить на боевое дежурство, то как прикажете?
— Но комплекс экспериментальный, не забывайте! Отметить необходимость доработок — согласен, но и сказать: «Меркурий» жизнеспособен…
— Жизнеспособен? — вздернулся Бондарин. — Военные стратеги Запада — знаете! — планируют массированные ракетные удары! Тут и подумаешь, уважаемый Сергей Александрович…
— Развитие «Меркурия» может идти в направлении расширения боевых возможностей.
— Яичко в курочке… К тому же время, время! Нам необходимо думать о ближайшей перспективе. Крайне близкой.
— При такой позиции военной стороны не считаю возможным подписать отчет — изложу особое мнение…
— Дело ваше. И ваше право.
12 сентября
На головной точке опытного образца «Меркурия» вторую неделю ждем шкафы интеграторов. Все стоит без движения, аппаратура выключена, подниматься на этажи тошно: тихо, безжизненно, как в пустом доме.
Из кабинета Сергеева связался с Москвой, с директором завода, тот сначала замялся, потом начал петлять:
— Ничего особенного, Сергей Александрович. Обычные производственные качели: хвост вытащишь — нос, глядишь, увяз, и наоборот. Думаю, на днях получите.