— Нашими руками, — усмехнулся я.
— Вопрос воли божьей, свободы воли человека и предопределения весьма сложен и с давних времен является одним из основных предметов религиозных диспутов, — казенно улыбнулся в ответ падре и жестом указал мне на свободное кресло.
Кажется, начинался религиозный диспут, что не входило в мои планы.
— Боюсь, что не силен в теологии. — Я устроился в неудобном офисном кресле. — Нам больше душегубы с маньяками милее…
— Спрашивайте. В меру своей компетентности я отвечу.
Я задал несколько стандартных вопросов о произошедшей трагедии. Ничего нового не надеялся узнать. Меня больше интересовала реакция моего собеседника.
Он производил впечатление человека сильного, уверенного в своей правоте.
Насколько я знал, Русская Православная церковь не слишком рада тому, что именно он является настоятелем храма. Слишком большую он активность развил, перетягивая на себя паству. Светился в СМИ, устраивал массовые акции. Выходец с Западной Белоруссии, он закончил католическое учебное заведение в Италии. Несколько лет служил в Ватикане, четыре года назад назначен настоятелем храма в Москве. Поговаривают, является негласным представителем Ватикана в России.
Одно время работал в Африке, занимаясь миссионерской деятельностью. И от этих привычек не мог отойти до сих пор. По имеющимся договоренностям, католики обязуются не заниматься в России прозелитизмом, однако такое разделение сфер влияния, кажется, падре не слишком устраивало.
— И все-таки, зачем расстреливать верующих? — спросил я, выслушав рассказ Загурского.
— Убийцей движет сатана. Будучи не в силах сокрушить наши души, нечистый сокрушает наши тела.
— Ваше мнение — убийца пришел конкретно за кем-то? Может, за вами?
— Не думаю. Он двинулся в храм целеустремленно, как ракета. Не искал никого, не высматривал меня. Он сразу открыл стрельбу. Меня в тот момент в помещении не было. Поэтому я сужу обо всем со слов прихожан. Они все в унисон твердят — это был робот. Просто робот.
— Вас это не удивляет?
— Совершенно не удивляет. Типичная одержимость бесами.
— Думаю, вы знаете, что нападение на ваш храм — лишь эпизод в череде аналогичных событий. Кто-то целенаправленно бьет по представителям основных религиозных конфессий. Цель всего этого? Сокрушить религию?
— Насилием? Это смешно. Римляне разрубали христиан на части и травили львами. Сегодня Рим — оплот христианства. Судьба религии не зависит от людей. Это, как ни прагматично звучит, территория Господа нашего.
— Но люди могут немало. Могут взрывать храмы. Могут сеять смерть. Могут освободить от оков хаос и приблизить конец времен.
Мой собеседник посмотрел на меня вдумчиво:
— Это вы про тот богомерзкий меморандум так называемых «деструкторов», не сходящий со страниц газет?
— Именно.
— Насколько я помню, там говорится о том, что человечество ушло от божественного предначертания, и только люди могут приблизить конец времен. Но идея порочна в корне. Ибо…
— Это тоже в руках Господа, — завершил я его мысль.
— Именно так.
— И все же вы недооцениваете людей. Особенно когда на их стороне Ангел Заката.
Вбросив эти слова, я напрягся, ожидая реакции. Но ее не последовало.
— Падший Ангел — это Люцифер, — произнес падре. — Он силен, но тоже подчинен замыслу божьему.
— Это что, известно наверняка? — хмыкнул я.
— Этому спору очень много лет. По одной из версий, Господь и дьявол равноценны, одинаково сильны и с равным успехом борются за этот мир. Это альбигойская ересь, которая еще в тринадцатом веке была уничтожена огнем и мечом.
— А что будет, если падший ангел появится в мире людей?
— Не появится. Может появиться только тот, кто присвоит его имя.
— Ладно, мы ушли в сторону. Вернемся к миру людей. Если отвлечься от духовной стороны — кто реально может стоять за «деструкторами»?
— Сатанисты. Меморандум пронизан их риторикой. Хотя сами они вряд ли себя так назовут. Они же считают себя избранными. Спасителями. Как же — они спасают от геенны огненной себя, да еще двух человек, которых им позволено взять с собой в райские кущи. А также открывают врата спасения тем, кого им удастся обратить в свою веру. Но за всеми этими пустыми словами стоит зло.
— Насколько далеко они пойдут?
— А как мы им позволим. Зло занимает ровно столько пространства, сколько мы освобождаем ему в наших душах. Поэтому, как бы ни важна была ваша работа по розыску этих заблудших овец и по их наказанию, все решается на главном поле борьбы — в наших душах. И эти выстрелы в храме — результат тьмы в наших душах. Надо впустить в них свет, и тогда не будут звучать взрывы.