После его слов воцарилось молчание. Когти седого пандарена прочертили глубокие борозды на набалдашнике посоха.
— Что ж, — сказал Кейган-Лу, — рано или поздно это должно было произойти. Отныне нам некуда возвращаться. Остается только идти вперед. Отправляйся, поищи венке, Тарион. А мы займемся медом.
Черный дракон летел зигзагами, то взмывая ввысь, отчего замирало сердце, то почти касаясь крыльями земли, высматривая похожие по описанию Кейгана-Лу листья. Присматриваясь, он не замечал ярких прожилок или точек, значит, это не были деревья венке. Всецело отдаваясь полету, Тарион обычно вспоминал то, о чем в обычные моменты предпочитал не думать вовсе.
Частенько из-под полуопущенных ресниц при слабом отблеске костра Тарион глядел на свою неожиданно обретенную маму, белокурую волшебницу, которая упорно шептала разные заклинания. В прошлом он лишь мельком видел ее — когда она, задумчивая, провожала взглядом отдалявшийся причал тераморского порта. Покровы беззвездной ночи отлично скрывали застывшего в небе черного дракона. Сейчас Джайна казалась еще более хрупкой, чем тогда, на корабле, уносящим на встречу с черным драконом. Ее светлые волосы теперь едва касались плеч, и некоторые непослушные короткие локоны, вопреки всем стараниями Джайны избежать этого, все равно вились, что, по мнению Тариона, только наделяло ее дополнительным очарованием.
Сколько не пытался, Тарион не мог представить ее рядом с Разрушителем Миров. В голове не укладывалось, как к тому, кто сеял одну лишь смерть, можно было испытывать нечто, столь отличное от ненависти.
Первое, что пришло на ум угодившего в прошлое Тариона, была судьба Джайны. Особенно, когда узнал, что пост советницы леди Праудмур занимала могущественная из волшебниц. До сих пор Тарион упорно считал эту встречу счастливой для всех троих, хотя Эгвин, возможно, уже погибла, а их с мамой жизни могли оборваться в любой момент.
Как тогда выразилась Эгвин? «Никому не позволено так вольно обращаться со Временем, кроме его Аспекта». А еще она сказала, что безрассудство и жестокость достались ему от отца в наследство и ему нужно научиться бороться с этими качествами. Ну, на счет жесткости он мог бы поспорить, а безрассудства ему точно было не занимать.
Сделав все необходимое для спасения Джайны, Тарион решил не откладывать дело в дальний ящик и перешел ко второму пункту — спасению отца, которое предрекал ему Аспект Времени. Для чего и отправился прямиком в Грим-Батол, неприступную горную крепость. Тариону до сих пор стыдился этого решения, и даже Джайне он не раскрыл всех подробностей их с Ноздорму встречи. Во-первых, Смертокрыла в Грим-Батоле не было. А во-вторых, Тарион всерьез решил вступить в ряды Культа Сумеречного Молота, чем несказанно повеселил Аспекта Времени. Мальчик денно и нощно изучал трактаты последователей Древних Богов и с гордостью носил фиолетовый плащ послушника, пока Ноздорму не остановил это безумие, обозвав его идиотом.
А потом что-то произошло. Тарион так и не узнал, какое событие побудило Аспекта Времени вскочить посреди ночи со словами, что самонадеянность Тариона все-таки изменила будущее и необходимо это срочно исправить. Вместе с Ноздорму они покинули Грим-Батол. Молодой дракон спросил его:
— Куда?
Аспект Времени ответил:
— Ты — никуда.
Точнее и не скажешь. Очутившись в сокрытой в Безвременье Пандарии, Тарион решил, что это очередная шутка Ноздорму. И несмотря ни на что, до сих пор надеялся, что оказался на острове не потому, что Аспект Времени слабел и терял управление временными нитями, хотя Джайна и Кейган-Лу склонялись именно к такой версии. Мальчик отказывался верить, что его присутствие в Пандарии просто ошибка.
Решив лихо изменить судьбы родителей, Тарион не сразу задумался о последствиях этих изменений в собственной судьбе. Если Кейган-Лу прав, то растерявший силы Ноздорму попросту не справился со всем, что нагородил Тарион. А если был прав Тарион, то его появление в Пандарии не случайно и должно поспособствовать предначертанному.
Но время шло. Пустота только укрепляла свои позиции, подгоняя пандаренов к морскому берегу, а Тарион начинал разбираться в растениях Пандарии не хуже травников.
Слишком мало времени бронзовый дракон пробыл в роли его наставника. Например, Ноздорму так и не нашел объяснений тому, что на зов, обращенный к земле, Тариону могла ответить любая другая стихия, в стократ усилив его просьбу. Несомненно, такая неосведомленность Ноздорму только добавляло очков теории Кейгана-Лу.
А ведь оказавшись в Пандарии, он еще не пробовал обращаться к стихиям. А если рискнуть?…
Осмотревшись, Тарион подметил небольшую поляну меж деревьев и приземлился. Он немного побаивался и не знал, с чего начинать. Каждое его обращение к стихиям заканчивалось неминуемыми мини-катаклизмами, и сейчас стоило тщательнее подумать, какая из стихий менее опасна. Рядом не было Ноздорму, да и на чью-либо помощь рассчитывать не приходилось.
При взгляде на пропитанные смолой сухие ели Тарион сразу отказался от обращения к огню. Не хватало еще спалить Пандарию раньше отведенного ей срока. Морской берег или река были далеко от этой поляны, поэтому от сотрудничества с водой тоже стоило отказаться. Оставалась земля. Родная стихия черного дракона, которая, впрочем, слушалась его так же плохо, как и остальные четыре.
Как же Ноздому учил его? «Сделай так, чтобы скала выросла над водой!». Правда, тогда вместе с бронзовым драконом они были в затопленных после Катаклизма Тысячи иглах, поэтому Ноздорму говорил о воде. Как и многие другие, Тарион с треском провалил это задание.
По привычке он принялся жестикулировать, пока не вспомнил слова Ноздорму. Стараясь добиться желаемого, Аспектам не нужно махать руками, словно они отгоняют мух, сказал тогда Ноздорму. Хорошо, обойдемся без рук. Молодой дракон закрыл глаза. В его воображении нашлась одна-единственная гора — огромная Бронзовая, занимавшая весь юг Пандарии, а теперь скрытая Пустотой. Недолго думая, Тарион и представил Бронзовую гору посреди поляны, на которой стоял.
Землетрясения не заставили себя ждать. Для рождения такой махины земле Пандарии требуется приложить немало усилий, с запоздание понял Тарион. Земля под ногами выпускала столбы сухой пыли, зигзагообразные трещины росли и расширялись. Похоже, эксперимент вряд ли останется тайной.
Дракон взмыл в воздух. Крупная дрожь била сухие ели, кратер в середине поляны все увеличивался в размерах. Вековые стволы с ужасающим треском вырывало с корнем и уносило в центр. Во всем происходящем была и хорошая сторона — не оставалось сомнений, что стихия ответила Тариону. И на этот раз ответила не разрушениями, послушная стихия воздвигала на его глазах точную копию Бронзовой горы, сгинувшей в туманах Безвременья.
То-то пандарены удивятся.
Вместе с растущим из ниоткуда горным массивом восторженный Тарион поднимался все выше в украденные Пустотой небеса. Землетрясения не прекращались. Огромные куски породы срывались с горных склонов, но Тарион не думал о том, что находиться в такой близости к обвалам опасно. Он играючи уворачивался от камнепадов, пока на своем пути неожиданно не повстречал дерево. Ветви захрустели, как ломающиеся кости. Сосна, как ощетинившийся дикобраз, осыпала наглеца иголками и, будто гигантская рогатка, отшвырнула так и не вышедшего из пике дракона в небо.
Проделав несколько мертвых петель подряд, Тарион перестал понимать, в какой стороне искать спасительную землю. Его обступала Пустота. Он не ощущал времени и не понимал, с чем борется. Какие понятия применимы к тому, что само по себе ничто? Наконец, он приметил уходивший в Пустоту заснеженный пик Бронзовой горы и устремился прямиком к нему. Приземлившись, Тарион сменил облик. Воздух был разряжен, и он никак не мог отдышаться. Кружилась голова. Возможно, чистокровному дракону была бы нипочем любая высота, но он оставался наполовину человеком. И хотя в облике дракона спуск был бы быстрее, он стал спускаться так. Когда-то давно он уже мчался по верхушкам гор. Не зная страха высоты, он добрался до крепости Грим-Батол тем путем, который не ведал ни один смертный во всем Азероте. И уж точно никто из Культа Сумеречного Молота не ожидал, что кто-то сможет добраться до их недоступной и защищенной со всех сторон крепости, шагая по пикам Сумеречных гор.