Странности накапливались.
Когда они крались по коридорам, гномам казалось, что деревянные стены сдвигаются, препятствуя им отыскать дорогу к монолиту. Коридоры превратились в шуршащий лабиринт, из которого они никак не могли найти выход, пока Тунгдил не стал вырезать кинжалом крохотные зарубки на стенах, оставляя маркировку. И бесцельное блуждание после этого прекратилось, они нашли путь в большой зал.
Отпечатки — по крайней мере, так показалось Бешеному, — тем временем стали еще темнее и, похоже, навечно въелись в поверхность камня. Ничего не помогло — ни вода, ни мыло, ни старательное трение, ни обработка ароматной водой.
— Плохо дело, — сказал чернобородый, бросая тряпку в миску; вода плеснула через край. — Камень обижен на то, что его коснулось иное существо, не эльф, — заметил он. — Как думаешь, что делать: исповедаться Тивалуну или убираться поскорее?
Тунгдил задумался. Если бы эльфы вели себя более приветливо или честно, то он отыскал бы Тивалуна, поговорил с ним и попросил не очень строго наказывать Боиндила; но хозяева вели себя крайне странно. Кроме того, нужно было быстро возвращаться к бриллианту. Следовало спешить.
Он окунул мыло в воду, потер его между пальцами, пока не образовалась густая плотная пена. Осторожно соскоблив верхний мягкий слой мыла при помощи кинжала, он намазал его на темные отпечатки.
Сработало.
— Ты самый умный гном из всех, кого я знаю, — возликовал Бешеный.
После того как Тунгдил нанес три тонких слоя, неприглядные места стали выглядеть лучше. Невнимательный наблюдатель не заметит, что имел место обман.
— Вот. Этого должно хватить, — с облегчением вздохнул Тунгдил. — Как только мы покинем Аландур, я пошлю князю Лиутасилу письмо с извинениями. А затем ты лично предстанешь перед ним и попросишь прощения, — решил Златорукий. Его друг кивнул. — Итак, по пони.
И гномы безо всякого труда отыскали дорогу к своему жилищу. Оттуда они направились к конюшням, а затем прямо на тропу по направлению к штольням. И только когда на рассвете они пересекли границу Аландура и копыта животных ступили на землю Гаурагара, напряжение спало.
Никто их не преследовал.
Родарио и Тасия еще немного порасспрашивали жителей города о Фургасе, а затем вернулись к остальной части труппы. Геза бежала к ним, размахивая руками, и оба невольно сравнили ее с перепуганной наседкой. Ее полное тело колыхалось, все под платьем прыгало вверх и вниз. Не помогал даже корсаж.
— Господин Родарио! Наконец-то вы здесь! — Толстушка схватила его за руку. — Идемте скорее. Приходили мужчины, которые разбили ваш вагон и побили несчастного Реймара. Мы натравили на них собак, и лишь тогда они наконец убрались.
— Все хорошо, Геза. Успокойся. — Актер потрепал ее по щеке. Нечто подобное Родарио предполагал и поэтому сохранял самообладание.
Однако вид собственного разоренного жилища нанес Невероятному глубокую душевную рану. Маленький дом на колесах сильно пострадал после неаккуратных поисков; ничего не находилось на своем месте. Много вещей было переломано. Если он еще раз встретится с посланцами отца Нолика, то в качестве компенсации заберет у них все, что у тех окажется с собой. Даже нижнее белье, чтоб унизить сильнее.
— О Паландиэль! — причитала Геза, стоя в дверях. — Как жаль!
Вздохнув, Родарио улегся на распоротый матрас.
— Спасибо, Геза. Все хорошо. Я уберу позже, — женщина кивнула и удалилась.
Тасия закрыла дверь и вынула из тайника под половицами цепочку.
— Они слишком глупы, чтобы найти ее, — с облегчением рассмеялась она, надевая украшение.
— И они думают, что мы швырнули бы это сокровище в озеро, — добавил он, протягивая к ней руки. — Иди ко мне, королева актрис, и подари королю свою благосклонность. Покажись мне во всей своей красе, одетая в золото и драгоценные камни.
Она сбросила с плеч позаимствованное платье и улеглась рядом с ним, провела пальцами по его лицу.
— А ты, король наслаждения? Поработаем над твоей пьесой?
— О, как смело! Ты хочешь показать акт любви на сцене? — грязно усмехнулся Невероятный, и его аристократическое лицо стало похоже на лицо простолюдина. — Мы наверняка окажемся в темнице. Из-за непристойного поведения.
Она улыбнулась и пощекотала его бороду прядью своих светлых волос.
— И все же мы поставим акт. Немедленно и только для нас.
Он поцеловал ее в шею, и вскоре они предались любовной игре, пока не опустились, измотанные, на остатки матраса и накрылись тем, что осталось от одеяла.