— Как раз народы вашей расы практически не пострадали, — поспешил успокоить его невидимый собеседник. — Реально дошло в основном лишь до применения химического оружия, специфичного к иным генотипам вашего человечества. Возможно, минус-разум сам не разобрался в специфике действия поражающих факторов, которые собирался использовать. Презирая цивилизацию, он не обладал её знаниями — и просчитался. Хотя сам в первую очередь — метил именно в народы вашей расы, не склонившиеся перед ним. Или — до применения других поражающих факторов просто не дошло…
— А насчёт самой природы минус-разума, его происхождения… — заговорил (как казалось по трудноуловимому изменению в интонациях компьютерного голоса) уже кто-то другой. — Вряд ли он мог возникнуть как сущность человеческой, стихийной, или даже — животной природы. Это — именно подобие разумной личности со своим интеллектом и волей, но совсем иного — кажется, не предвиденного ни учёными, ни эзотериками обоих наших планет — происхождения. Зародившееся — из конгломерата обрывков информации, генерируемых представителями вашего человечества на почве тех самых мифов, ложных учений, представлений и подсознательных ожиданий слабых и несовершенных людей… И похоже, действительно решил стать каким-то богом слабых и несовершенных — в буквальном согласии с учениями, которые хорошо знакомы вам. Таким образом, слабые и несовершенные в данном случае — виновники собственных бед и горя. Они жаждали каких-то выгод от унижения сильных, позора мудрых, разорения богатых, ждали, что кто-то явится разрушить судьбы других, чтобы удостоиться некой доли благ от их страданий — и, к своему несчастью, дождались…
— Но этот минус-разум был не один? — спросил Талир. — Целое воинство — и в плотном мире, и в астрале… Церковные организации, политики, даже учёные… Как они пошли за ним?
— Прежде всего — страх, — ответил, возможно, уже кто-то третий. — И недостаток знаний… Игра на страшных тайнах — и трусость ума, и стремление слабых пойти за кем угодно. А в астрале были созданы даже целые подразделения духов, различавшихся энергетикой — у каждого из которых в плане минус-разума была своя задача… Но затем в битве — которая шла скорее не в пространстве, а во времени, в форме коррекции смыслов событий, пyтём воздействия на их узловые точки — произошло смешение этих слоёв с трудносовместимой идеологией и энергетикой…
— Точно… Помню, — подтвердил Минакри. — Прямо — целый рай провалился в ад… Хотя помню смутно…
— Но и я тоже… — подтвердил Джантар — действительно вдруг вспомнив смутный, но от этого не менее грандиозный и страшный образ. Сталкивающихся и рушащихся один в другой целых миров — будто наполненных воплем ужаса и страданий огромного, мирового масштаба… Где — чья-то правда вдруг оборачивалась ложью, смыкались и рассыпались части чего-то колоссального, оказавшиеся несовместимыми, и в целый океан таких рушащихся, меняющихся смыслов — будто вливался такой же океан шока, способного свести с ума всякое разумное существо… Нет, это, кажется, и невозможно было воспринять ясным сознанием — сохранив здравый рассудок… И память Джантара — замерла, не решаюсь вспоминать такое…
— Да, это был ужас… — согласился Ратона с дрожью в голосе. — Но — что сейчас в нашем мире?
— Что ж, смотрите, — ответил, кажется, первый голос. — Мы спроецируем образы вашего мира на границу защитного поля, как на экран…
Металлическая стена с дверью вдруг исчезла — и открылась… будто даже не ограниченная рамками какого-то экрана — панорама города! Она медленно поворачивалась, плывя где-то внизу — и казалось, это они сами в креслах-брусьях парили над ней. Ощущение было столь непривычным, что в первое мгновение Джантар даже отвёл взгляд — но всё же заставил себя смотреть…
…Тисаюм, площадь перед городской управой… Под стенами домов — ещё неубранные немногие тела… Оставшиеся люди (здесь, в этом кадре — только каймирцы) укладывали их в открытый кузов грузового автомобиля… Затем поле зрения сместилось — Джантар увидел другие группы людей, что-то обсуждавших (а ещё некоторые — входили и выходили в двери каких-то учреждений рядом с городской управой). И во всём — чувствовался единый, чёткий и целеустремлённый рабочий ритм, с которым так разительно контрастировало и запомнившееся по ночному проезду пригородов Тисаюма обречённо-тупое ожидание, и — уже в новом кадре — толпы бесцельно бредущих по незнакомой Джантару улице пожилых лоруанцев…