Рафи, которому осколком уже рассекло надбровье, конечно, понял, что с дорогой неладно. Он доложил Моти об обстреле и о том, что, вероятно, сбился с пути. Моти приказал включить фары и осмотреться. Приказ был передан по колонне. Но оказалось, что после тяжелого боя на улице Шхем ни одна фара не зажигается.
Тем временем кровь из поврежденного надбровья залила Рафи лицо. Он совсем ничего не видел. Повернув пушку в сторону Стены и ответив на огонь, он приказал шедшей позади машине объехать его и повести колонну. Оба танка достигли моста через Кидрон, и когда Рафи убедился, что шоссе на пути к Гефсиманскому саду вдруг стало двухполосным, он уже не сомневался в своей ошибке. Он хорошо помнил указание инструктажа: на Августу ведет узкая дорога.
Рафи снова связался с Моти и доложил, что находится на неправильном направлении. Теперь это установлено точно. Затем он приказал остальным танкам, приближавшимся к мосту, как можно быстрей разворачиваться и ехать назад к трассе на Августу.
Огонь со Стены усилился. К вспышкам, молниям и огненным стрелам прибавились еще и залпы с другой стороны — с невидимых позиций, укрытых в районе церкви Марии.
Посреди этого гибельного вихря танки принялись маневрировать в попытке сделать полный разворот и выбраться из ловушки, в которую они угодили. Многие танкисты вообще не понимали, что происходит и почему в самом начале марша надо поворачивать назад. «Мы ничего не знали, — рассказывает Сассон. — Никто себе представить не мог, что правильный поворот на Августу Викторию находится в нескольких десятках метров от исходной точки марша. Мы ехали без карт и аэрофотоснимков, а спереди неслись крики: «Поворачивайте назад! Поворачивайте назад!» И кругом адский огонь».
Вдруг от Стены отделилась осветительная ракета и залила все ярчайшим светом. За ней последовала еще одна и еще. «Нас словно догола раздели посреди улицы, — рассказывает один из танкистов. — Мы оказались совершенно беспомощными».
Несмотря на осветительные ракеты и обстрел, танкистам удалось сманеврировать и, отвечая на огонь, по одному выбраться из-под него. Командир одного танка был ранен гранатой базуки; вспыхнула маскировочная сетка, огонь перекинулся на него, но экипаж успел вовремя вывести танк из-под обстрела.
Очень скоро выяснилось, что танковая колонна спасена — целиком, кроме одной машины: танка Рафи. Рафи маневрировал, глядя, как удаляются остальные. В это время еще одна осветительная ракета превратила ночь в день. Иорданцы увидали одинокий танк, застрявший посреди моста, и он стал их единственной мишенью.
«Они начинили пулями каждый квадратный метр, — говорит Рафи. — Чем дольше я торчал на мосту, тем плотней становился огонь. Чтобы уйти от прямого попадания, мне не оставалось ничего другого, как болтаться, как маятник, — взад и вперед. К тому времени я был уже совсем выведен из строя — я говорю о зрении. Я просто ничего не видел. Оба глаза были залиты кровью».
Рафи попросил заряжающего, чтобы тот направлял водителя, и отдал ему свой командирский мегафон. В это время ствол пушки не был устремлен вперед, как обычно, а повернут н а б о к. Заряжающий, высунув голову наружу, ошибочно решил, что пушка находится во фронтальном положении. Он скомандовал водителю: «Вперед!», имея при этом в виду движение в сторону, куда направлена пушка. Водитель же выполнил команду «вперед» так, как он ее понял, — вперед по ходу танка.
В результате из-за этого разнобоя, вызванного кромешным мраком, танк понесся в сторону мостового ограждения. Рафи услыхал, как гусеницы скрежещут по перилам и в последнюю секунду, сообразив, что их всех ожидает, завопил изо всех сил: «Стой!», — но танк уже успел пробить ограждение, въехал в пролом и рухнул с десятиметровой высоты на землю, перевер-нувшись в воздухе башней вниз, гусеницами вверх. «На меня словно упал весь земной шар, — говорит Рафи, — заживо меня похоронив под своей страшной тяжестью».
При падении Рафи получил удар в голову и сразу потерял сознание. Экипажу удалось открыть люки и выбраться. Пострадали все: у одного была сломана рука, другого контузило в голову, третьему повредило позвоночник.