Капуста, который как-то понял, что ведущий джип едет не туда, куда надо, связался, по его словам, с Ишаем: «Мне кажется, что ты ошибся. Остановись!». Ишай тотчас затормозил, но было уже слишком поздно. Передние джипы оказались в поле зрения иорданского гарнизона на Стене. Огонь очередной осветительной ракеты вырвал из темноты — на расстоянии считанных метров — танк! Это был танк Рафи (за секунду до его падения с моста). Разведчики открыли по нему огонь, и их первые выстрелы стали прологом к обрушившемуся на них ответному огневому удару. «Когда я говорю «огонь», — вспоминает один из разведчиков, — это вообще не то слово. Просто не верится, что такое бывает и что можно это выдержать. Нас лупили спереди, сзади, с боков и крест-накрест. Казалось, тысяча ружей, пулеметов, базук, гранатометов взрывают воздух, чтобы разорвать нас на куски».
В то время как головной взвод джипов угодил в ловушку и застрял в ней, остальные взводы подались назад и остановились, чтобы осмыслить обстановку. Капуста, ехавший в пятом по счету джипе, тотчас же послал вниз на мост группу разведчиков спасать раненых. Одновременно начали появляться раненые, спасшиеся собственными силами. Они ползли и тащились под огнем, в пыли и дыму, пока не добирались до врача разведди— доктора Хадаса.
Ветеран ответных операций доктор Хадас в СВОД время воевал в прославленной ротд Меира Хар-Циона. После Синайской кампании, демобилизовавшись, он начал изучать медицину и на десять лет утратил связь с парашютистами. За несколько дней до войны был призван в качестве парашютиста резерва и случайно повстречался с разведчиками Михи Капусты. Он стал проситься в эту часть, и его приняли в подразделение. «Это чудесно — вдруг оказаться врачом людей, с ко-торыми довелось воевать в качестве рядового, — говорит доктор Хадас. — Ты знаешь, что это за люди и на что они способны».
В ночь наступления на Августу Викторию доктор Хадас находился в одной из замыкающих колонну штабных машин. Нд будучи полковым врачом, он не располагал перевязочным пунктом, а лишь распределял и сортировал раненых. Он настоял на своем праве «быть с ребятами» и находиться в их боевых частях. Сперва начальство не соглашалось. «Доктор, — говорили ему, — мы не позволим, чтобы ты подвергал себя опасности. Ты нам нужен». Ему, однако, удалось добиться своего.
Штабная машина доктора Хадаса застряла теперь в конце колонны, и с появлением первых раненых раздались крики: «Доктора, доктора!». Один из трех его фельдшеров выбыл сразу. Доктор Хадас тотчас, прямо на месте, вместе с двумя оставшимися соорудил импровизированный перевязочный пункт с тем, чтобы прежде всего оказывать помощь раненым с обильными кровотечениями.
Первыми пункт принял людей из головного джипа. Водитель Бени сумел пробиться через второй заслон огня, отделявший его от штабной машины доктора Хадаса, сделав все, чтобы его раненые товарищи получили немедленную врачебную помощь. По дороге на перевязочный пункт он даже не выжидал коротких пауз между стрельбой.
Кроме доктора, его встретили оба фельдшера — Ноам и Дов. Доктор Хадас не знал их прежде, но по обращению с первыми ранеными понял, что нашел в них настоящих помощников, которые будут делать все, что необходимо, и без его указаний. Они работали на перекрестке, не раз оказывавшемся под огнем. Перевязывали, бинтовали, останавливали кровотечения, вводили морфий. Временами мины рвались буквально рядом. Когда вспыхнула осветительная ракета, выр-вавшая из темноты перевязочный пункт, каждый схватил своего раненого и прижал к обочине, укрывая его собственным телом. И здесь то и дело можно было наблюдать удивительные примеры победы человеческого духа над страданиями, примеры солдатского братства. Иные чуть не продолбили асфальт, колотя ногами от боли, но не закричали и не заплакали.
«Это на самом деле было геройство, — говорит доктор Хадас, — потому что там были раненые, простреленные навылет, с оторванными конечностями, но и они, стиснув зубы, терпели; порой, когда между ними оказывались здоровые солдаты, спасшиеся от огня, почти невозможно было различить, кто цел, а кто ранен».
Рассказывает один из раненых: «Вспыхнула ракета, и пока она горела, я вдруг почувствовал, что мне влепили. Раскаленное что-то. Фосфорную гранату, может? Не знаю — чувствовал только, что пришел конец. Я стал себя спрашивать, такое ли ощущение, когда умирают. Кусал губы и изо всех сил старался не застонать».
Молчание раненых вдруг нарушилось выкриком: «Доктор, доктор!». Из темноты отозвался доктор Ха- дас: «Что случилось?». Тот же голос ответил: «Ранен… ранен…». Кто-то третий, издали слышавший этот диалог не разобравшись, воскликнул: «Доктор ранен! Ранило доктора! Кто может, пусть сам добирается на бригадный перевязочный пункт у музея Рокфеллера!». И когда выяснилось, что доктор жив и здоров и продолжает заниматься беспрерывным потоком раненых, у многих вырвался громкий вздох облегчения.