— В нас словно запылало пламя, — добавляет Моти. — Мы покатили на штабном броневике вперед. Выехали на развилку и увидели издали, что дела на Августе и на горе Скопус развиваются куда легче, чем предполагалось. Когда поднялись на Масличную гору, то оказалось, что и тут все уже «промыто» сильным огнем танков и артиллерии. Мы застали ее пустой.
Штабной бронетранспортер продолжал свой бег по гряде Масличной горы. Он миновал великолепный отель, высящийся на ее восточной вершине, и начал спуск в направлении Старого города. Во время спуска Моти пришло на ум, что исторический приказ полкам на штурм Старого города следует отдать с самого красивого места в Иерусалиме. Он скомандовал водителю бронетранспортера Бен-Цуру повернуть назад и подняться наверх на высокую террасу перед отделом «Интерконтиненталь», откуда открывается панорама всего Старого города.
Вид, который открылся его взору в то ясное утро, был для него самым прекрасным в мире: летний небосвод, словно сотканное из чистой голубизны молитвенное покрывало, накинутое на город, был прозрачней, чем обычно. Внизу блестели нежно вызолоченные утренним солнцем многочисленные купола Старого города. Изумрудные пятна зелени подчеркивали спокойную розоватую округлость куполов. Серо-коричневая Стена оттеняла белоснежность мраморных плит площади Храмовой горы. В центре, на вершине горы Мория высился восьмигранник мечети Омара на пьедестале из мрамора и бирюзовой керамики. Ее сверкающий купол, словно символ красоты и царственного величия, сиял в лучах солнца; соперничало с ним матовое серебро купола мечети Эль-Акса.
Перед куполами и площадями у подножия Стены раскинулась долина Иехошафата, неся на своих спусках беломраморные гробницы, каменные насыпи и бесчисленные пятна зелени кипарисов, маслин и сосен. По долинам еще нс рассеялась утренняя жемчужная дымка, кутая их в полупрозрачную пелену и придавая им загадочность.
Моти включил рацию и, несмотря на волнение, обратился к командирам полков с подобающей неповторимому историческому событию торжественностью.
— Командиры полков! — произнес он громко и внятно. — Мы находимся на гряде над Старым городом. Еще немного, и мы вступим в него. Перед нами древний Иерусалим, о котором с незапамятных времен мечтали и к которому стремились поколения наших соплеменников. Мы станем п е рвы ми, кто в него войдет. Израиль ждет этой исторической минуты. Гордитесь же, и удачи вам!
С Моти были в этот момент все офицеры командования. Они были совершенно разбиты и истощены после невероятных усилий, которых потребовали предыдущие сутки боя, но их усталые, заросшие щетиной лица говорили о том, что они переживают одну из прекраснейших минут своей жизни.
— Танки Эйтана, — продолжал Моти, — продвигаются слева. Они входят через Львиные Ворота.
— Вперед! В п е р е д! Вперед к Воротам!
— Заключительное построение — на Храмовой площади. Все. Перехожу на прием!
Тотчас после отдачи приказа на штурм Старого города стволы танков и безоткатных пушек на горах Скопус и Масличной повернулись в направлении северной части Старого города. Начался сильный артиллерийский обстрел мусульманского квартала и северной стены — главной преграды для 8-го полка на его пути прорыва в город через Ворота Ирода. «Артналет длился минут десять, — говорит Моти, — и был весьма эффективен. Мы накрыли огнем всю северную стену, но ни один снаряд при этом не был пущен в сторону священных мест и исторических сооружений. Вся стрельба производилась по зоне направо от Львиных Ворот. За этим мы внимательно следили».
Одновременно с артподготовкой танковая колонна начала спуск с Масличной горы по магистрали к Львиным Воротам. Тогда же по склонам Августы двигались вниз построенные в ряды роты 7-го полка.
Напротив виднелся мусульманский квартал, потонувший в облаке пыли и дыма от разрывов снарядов.
— Шевелиться быстрей! Быстрей! Еще быстрей! — прорычал Моти в микрофон своей рации, садясь в командный бронетранспортер, и помчался, нагоняя танки.
Колонна прошла через Гефсиманский сад и «Мост кошмаров» на Кидроне, где минувшей ночью гибли разведчики. Сожженный танк, копоть, черные пятна запекшейся крови — немые свидетели разрушения и огня, смерти и доблести разведчиков, — промелькнули и остались позади.
Чем ближе подходили танки к Львиным Воротам, тем трудней становилось маневрировать, но самозабвенный бег к Старому городу продолжался. «Наш разгон уже ничто остановить не могло», — говорит Моти.
Танки свернули в узкий коридор, ведущий к Львиным Воротам, который теперь превратился в коридор огня. Площадку перед воротами закупорило дымом, взлетавшим черными клубами. Рядом брызгал огнем пылающий остов автобуса. Кроны деревьев за каменными оградами по обеим сторонам дороги напоминали огненные шапки. О неумолимости боя говорил грохот наступающей колонны. На дорогах громоздились сожженные и искареженные автомобили. Их смотровые стекла были продырявлены пулями или разбиты вдребезги, а все, что находилось внутри, вывернуто наружу. На улице, посреди исковерканной дымящейся жести, валялись оторванные колеса. Каждый камень кричал о бое, о пожаре. Осажденные легионеры уже на собственной шкуре почувствовали древнюю мудрость вергилия: «Побежденному одно спасение — не надеяться на с п а с е н и е». Те, кто были готовы принять смерть рядом со своим пулеметом, продолжали стрелять, пока не были уничтожены фосфорными гранатами.