— Ладно, дадим им приблизиться и поглядим.
— Нет, честное слово. — заупорствовал Кантор, — чего ты так боишься? Это наши. — Все-таки он дал первым двум бронетранспортерам проехать мимо, чтобы увериться, что ошибки нет. Он остановил третий бронетранспортер. Разведчики спрыгнули и подняли его и его товарищей, все еще имевших вид контуженных и смертельно перепуганных людей.
«Они уложили меня на очень мягкую скамейку, — рассказывает Арик. — Лишь позже выяснилось, что в потемках меня положили на пленного иорданца, который был там».
Когда колонна прибыла в Резиденцию Верховного комиссара, Арик подошел к командиру танкистов Аарону и сказал ему, что на дне вади лежит его заряжающий, прижатый двумястами килограммами пушечного ствола. «Мы перепробовали все, — сказал Арик — Вытащить было невозможно». Он попросил Аарона немедленно послать туда команду спасателей. После этого ему ввели морфий, чтобы снять боли от травм, полученных при падении, и он забылся в наркотичес-ком сне.
Аарон тотчас завел два танка, оснастил их и выехал по дороге в Цур-Бахр на выручку солдата. Когда он добрался до перевернутого танка на дне ущелья, то обнаружил, что заряжающий мертв. Он скончался, по- видимому, несколько часов тому назад. Его тело остыло и задеревенело.
Все попытки извлечь труп ни к чему не привели. Никоим образом не удавалось стронуть с места тяжеленный артиллерийский ствол. Команде спасателей пришлось возвращаться, оставив мертвого в вади. Его извлекли оттуда лишь через некоторое время, после того как хирург отсек руку с плечом и высободил туловище из-под 200-килограммового груза, медленно убившего юношу.
В Резиденции разведчики быстро построились и отправились в оперативный отдел бригады в Иерусалим. Откуда-то стало известно, что надо немедленно передать бронетранспортеры Парашютной бригаде Моти, которая прибыла (как было рассказано в начале нашей книги) под вечер в Иерусалим и должна была в ту же ночь пойти в атаку на иорданскую часть города. Раз-ведчики сели на три бронетранспортера, оставшиеся у них (остальные, поломанные, стояли у Колокола и в Резиденщш), и отправились в путь. Солдаты, занявшие Резиденцию и несшие там теперь караульную службу, проводили их приветственными возгласами («честь и слава разведке!»), а потом отправились согреться коньяком и кофе, добытыми на месте.
В то время, как колонна спускалась к Иерусалиму, на горе Сион горел в лучах заката купол костела Дор- мициона. Ури Кац увидел огненную громаду, как бы повисшую в лучах пламени. Это зрелище так захватило и увлекло его, что он закричал: «Ребята, глянь, какой восхитительный пожар!».
Возле улицы Усышкина мертвых сняли с машины, и Мони пошел звонить на станцию Маген-Давид Адом, чтобы приехали за телами.
Перед тем, как расстаться с погибшими, расскажем об одном из шести убитых — о Иехошуа Вальцере, ранее неизвестном солдате Иерусалимской битвы.
Двух лет отроду он остался круглым сиротой: отец и мать погибли во время Второй мировой войны. Сестра, которой тогда было тринадцать, и десятилетний брат прошли с ним всю Европу, пока не достигли Бельгии.
Детям грозила голодная смерть, когда их приютила семья христиан. Добрые люди не только ухаживали за сиротами, но и укрыли их от гитлеровцев. Последнее было связано с огромной опасностью, и бельгийцы просили детей, чтобы они постарались как можно меньше разговаривать, чтобы не выдать себя. Сестричке маленького Иехошуа пришлось тогда немало потрудиться, добиваясь от брата, чтобы он не плакал, не разговаривал и не выдал тем самым их вместе с благодетелями немцам.
С той поры стал Иехошуа молчуном. Он произносил лишь самые необходимые слова. Когда настаивали, чтобы он что-нибудь рассказал о себе, то только улыбался.
Он был прилежным студентом и перед уходом на войну успел закончить работу на соискание степени бакалавра по физике — работу, которая была высоко оценена.
Он постоянно корпел над книгами, загромождавшими весь письменный стол. Сидит, бывало, перед этими грудами и не шевелится. Как-то застала его в такой позе подруга Шаи, жившая несколько месяцев с ним на одной квартире.
— Ведь теперь-то ты не учишься, — заметила она ему.
— Нет. Не учусь, — смущенно согласился Вальцер.
— Так что же ты делаешь?
— Я мечтаю.
Жизнь Вальцера была жизнью скромного, незаметного человека; смерть его также чуть не стала анонимной.
Когда его тело было доставлено в морг, на нем не обнаружили ни солдатской опознавательной пластинки, ни документов. Труп был сфотографирован и предан земле под именем Ашер Вопросник.