Под градом снарядов, в грохоте разрывов, среди летящих осколков парашютисты гуськом вышли из автобусов, чтобы занять укрытия в домах Паги, откуда позднее им предстояло пойти на прорыв. «Ты за мной, а ты пойдешь за ним, — выстраивал своих людей один из взводных, мысленно добавляя к своей команде: — И да поможет нам Бог».
Парашютисты разместились в домах, погребах и на лестничных клетках квартала Паги, с утра, как мы помним, находившегося под артиллерийским обстрелом. Для всех места не хватило, и те, кому не повезло, оставшись на улице, прижимались к фасадам, что не защищало их от опасности. «Я еще до этого подумал, что у нас будет много раненых, и закинул на плечо еще одну сумку с перевязочным материалом», — рассказывает фельдшер Игал Арад.
Тем временем командир полка Иосеф в последний раз пригласил своих ротных на наблюдательный пункт и точно указал им место прорыва. Командирами были опознаны все цели и четко распределены роли:
1. Головной отряд иод командованием Гиоры Ашкенази проделывает проходы в заграждениях напротив Полицейской школы и подготавливает продвижение других рот.
2. Рота командира Додика вступает в действие вслед за подразделениями прорыва, овладевает ходами сообщения, ведущими из Полицейской школы к подступам Гив’ат-Хатахмошет, и останавливается там.
3. Отряд, возглавляемый командиром Габи, штурмует здание полиции и захватывает его.
4. Еще одна рота под командованием Дади атакует холм Гив’ат-Хатахмошет и овладевает им.
Штурмовая и остальные роты продвигаются на втором этапе к Шейх-Джараху. Вспомогательные силы захватывают холм Хаматлит-Хацехуба, что к югу от Полицейской школы.
Одновременно с выдвижением рот в дома Паги на улицах Санхедрии загремели танки. Они присоединились к безоткатным пушкам и тяжелым минометам вспомогательной роты, которым через считанные минуты предстояло обрушить огонь на тылы Полицейской школы.
В два часа ночи командир полка Иосеф обратился к Моти за разрешением начать обстрел Полицейской школы и Гив’ат-Хатахмошет. Его танки продвинулись до самого спуска улицы и заняли позиции рядом с траншеями, в которых с самого утра сидели «старички» Хаима Гури. Гури вдруг увидал молодого парня, стоящего под огнем во весь рост. Регулируя движение, он кричал водителю приближающегося танка: «Мойше, ты рехнулся, куда прешь? Бери влево! Не видишь, там падают снаряды». Парень продолжал стоять так и дирижировать танками, словно это был обыкновенный мирный уличный перекресток, а не огненный водоворот.
Парашютисты штурмовых рот 6-го полка тем временем сидели съежившись позади домов и были возбуждены всем происходящим. Самые любопытные, не вытерпев сидения за стенами домов, прячущими от них молнии и громы, забрались в квадратную бетонную пристройку для мусора, стоявшую впереди дома, и превратили ее в импровизированный наблюдательный пункт. Оттуда можно было бы понаблюдать за вторым актом этого огненного спектакля. Но вдруг откуда-то вынырнул снаряд и взорвался в нескольких метрах от пристройки, разнеся на своем пути все в клочья и выбросив фонтан осколков. Давя без пощады, накатилась взрывная волна.
Затем взорвался еще один снаряд, и еще, и еще — и «при каждом разрыве, — говорит Авраам, — мы шептали: «Слушай, Израиль». Мы были боевыми парашютистами, это верно, но ведь тогда мы лишь впервые нюхнули пороху, настоящей войны. Мы зарылись один под другим, и у каждого в горле стоял ком. Внезапно до меня дошло, что достаточно какому-то одному, более нахальному осколку найти тебя — и ты мертв. Мы проторчали там минут двадцать. Это было очень неприятно».
В то же время фельдшер Игал сидел позади одного из домов и размышлял. Он не боялся смерти, но страшился тяжелого ранения.
В другом темном углу, около лестничной клетки, сидел Бени Шифер, взводный командир. Снаряды завывали и рвались со всех сторон, и он с тяжелым сердцем ждал команды подниматься в атаку. После боя он признался, что эти двадцать тягучих минут перед боем и под снарядами были труднейшими в его жизни.
«То, что я верующий, поддерживало меня и ограждало, — поясняет Цуриэль, рыжий богатырь с простодушными глазами. — У меня была опора. Было упование на Вездесущего. Я знал, что вернусь, если сумею постоять за себя. Ибо сказано: «Сумейте постоять за ваши души».
Когда Моше Меворах, находившийся на верхнем этаже дома, в котором залегли парашютисты, выстрелил из левого угла окна по позициям Полицейской школы, дуло пулемета засветилось в темноте пульсирующими вспышками, тотчас засеченными иорданской безоткатной пушкой, которая выпустила снарядв сторону квартала Паги и прямым попаданием накрыла цель. Огонь, пороховая гарь и дым наполнили комнату. Послышались стоны и хрип, но гарь и дым мешали разобраться с ранеными. Двое из них сами выбрались из-под груды обломков и помогли найти остальных. Моше Мевораху сделали первую перевязку и понесли его на носилках на сборный пункт раненых, обнаружить который в потемках иерусалимской ночи было весьма и весьма сложно.