«Мы понесли потери, — говорит Моти, — еще не вступив по существу в соприкосновение с противником. Иорданцы превосходно знали местность и пристрелялись к целям, так что первые же залпы вывели из строя десятки наших людей. Раненые сетовали: «Если б хоть успели вскинуть «узи» или швырнуть гранату; но просто так выйти из строя… Прежде чем ты успел что-либо сделать, тебя уже увозят в тыл — это не называется участвовать в бою». Увы, это случилось с десятками парней. Уже на пунктах сбора они очутились под артиллерийским огнем — из 25-фунтовых пушек, из орудий 81-миллиметрового калибра, а местами, возможно, и 120-миллиметрового. Наши первые действия заключались в эвакуации части раненых в тыл».
На каждом углу и на каждой лестничной клетке десятки солдат возбужденно и в напряжении ждали, «чтобы дело уже началось». Никто из них не подозревал, что «дело» уже на ходу — штурмовые группы двинулись вперед по отлогому подъему, отделявшему стену квартала Паги от пограничных заграждений.
Командир полка Иосеф повел штурмовую роту, и с первых же шагов наткнулся на сюрпризы. Прежде всего неожиданно обнаружился израильский пограничный забор. Иосеф приказал резать заграждения, чтобы не выдать себя подрывами. «Мы резали заграждения ^[^^рными ножницами под беглым огнем, — рассказывает один из штурмовавших, Дан Арази. — Первым в на шей роте ранило Ариэля, стрелка из базуки. Он пытался подавить боль сдавленными стонами. Тогда по мне пробежала неведомая ранее дрожь первого знакомства с войной. Взыграл инстинкт самосохранения, все во мне словно закричало: «Хочу жить!» Но мозг продолжал работать только в одном направлении: выполнить задачу как можно лучше и быстрей».
Во время подрыва заграждений в роту Додика поступил приказ продолжать продвижение. Взводы пошли вперед один за другим, и каждый шел при этом вперед с чувством, что вот, наконец, та минута — пугающая и вместе с тем долгожданная, — к которой готовились годами; минута, когда начнется кровопролитная борьба и определится, под силу ли с достоинством жить в своей стране; минута, которая положит начало великой битве.
Между ними и Полицейской школой лежало минное поле, до него оставались считанные секунды. «Нир! — крикнул Додик своему заместителю. — Ты ни в коем случае не побежишь ни первым, ни вторым, ни третьим: ты еще потребуешься людям на этой войне».
Было 2.30 ночи.
Парашютисты роты Додика устремились по подъему, ведущему к Полицейской школе, под подбадривающие восклицания своего командира: «Вперед, ребята, вперед!» («Делай шаг пошире, — уговаривал себя Нир, — нет, еще шире, еще; иначе для тебя все кончится прежде, чем все начнется, — на одной из этих проклятых мин, приготовленных для тебя этими гнидами»).
Авраам Катан тащил тяжелую базуку, «узи» и наспинный ранец с боеприпасами и пытался догнать бегущих впереди. Он упал и поднялся, снова упал и встал, а командир продолжал орать до хрипа в голосе: «Вперед, вперед!» У всех засела в мозгу одна-единственная мысль: «Не отстать». Только бы не оторваться'.»(«Поверь мне, не знаю, откуда взялись у меня силы падать и вставать, падать и вставать, — говорит Катан, — казалось, меня подгоняет высшая сила»). Вдруг он ощутил жжение в груди. Вот оно, Катан, вот тебе и конец, промелькнуло в его сознании. Он видел пробегающих мимо, они уходили вперед, словно охваченные безумным порывом.
«Что же, валяться мне здесь и закончить войну, не истратив ни одной пули? — спросил себя Катан. — О нет! Не бывать этому… Не бывать!»
Он потрогал кровоточащую ссадину, оставленную пулей, и побежал, пытаясь догнать товарищей по взводу. Они бы достигли уже стены Полицейской школы, если б буквально в нескольких шагах от нее не напоролись на четвертое по счету заграждение, самое мощное из всех (это заграждение не было подорвано штурмовой ротой, потому что не фигурировало в раз-ведывательных данных). Послышался крик: «Опять заграждение. Саперы, вперед!» Солдаты укрылись.
Пока они отбегали, минометные батареи и пулеметы Полицейской школы успели прополоть огнем их ряды. «Вдруг чувствуешь в темноте тяжелые пулеметы или что-то в этом роде, — вспоминает один из бойцов. Рубает в тебя, ребят косит справа и слева, и они кричат: «Ранен, ранен!» Понимаешь, что ты в самом компоте. Мы отбежали сколько-то метров назад. Помню, что пока бежал и падал, успел подумать: «Отсюда — не выйду живым». Однако вышел».