И вдруг в броневике, груженном ранеными, Карми увидел брата. Какой-то миг они смотрели друг на друга. «Не помню, чтобы мы что-нибудь сказали друг другу, — рассказывает Карми, — просто смотрели друг другу в глаза. Он был жив-здоров, и впервые за все эти страшные часы обстрела в сердце моем чуть затеплилась радость».
Между тем к месту несчастья стали прибывать фельдшеры «-го полка. Они привезли с собой и первых пострадавших в бою, развертывавшемся в это время на улицах иорданского Иерусалима. «Я вернулся на исходное место прорыва с группой раненых, которых привез из Американского квартала, — рассказывает Авраам Апельд. — Мы не нашли врача, двинулись дальше, и я увидел зрелище, которое привело меня в ужас. Вдоль заборов сидели десятки раненых. Состояние многих не было тяжелым, но все были подавлены и деморализованы пережитым обстрелом. Среди раненых я вдруг увидел мертвого молодого офицера. Красавец парень. На пальце обручальное кольцо. У меня сжалось сердце».
Последние раненые были вывезены на бригадный перевязочный пункт с рассветом. Обстрел продолжался.
За считанные минуты до того, как 8-й полк должен был подняться в атаку и двинуться в иорданский Иерусалим, его командир Иосек узнал, что в битве за освобождение Иерусалима ему придется воевать без своего заместителя, без начальника полевой разведки, без вестовых и без подавляющего большинства солдат тыловой и вспомогательной рот. Все они, как и другие офицеры полка, отсутствовавшие на передних штурмовых линиях, стали жертвами обстрела.
Что чувствует командир полка, когда его часть несет такие потери, прежде чем произведен первый выстрел? «Мне было ясно, — говорит Иосек спокойным, медлительным тоном старого земледельца, — что так или иначе, а задание мы должны выполнить. Должны идти вперед. Наш шанс уйти из-под обстрела заключается в движении вперед — как можно дальше, как можно с к о р е й».
2
Участок прорыва в иорданский Иерусалим в четыре часа утра — в то время, когда к нему «прижалась» штурмовая рота 8-го полка, с нетерпением ожидая, чтобы замыкающие части 7-й роты поскорее углубились в ничейную полосу, — был покрыт пылью, поднятой при подрыве заграждений.
Бойцам штурмовой роты пришлось долго томиться возле проходов из-за джипов с безоткатными пушками, застрявшими в заграждениях. Солдаты очутились в некоем подобии безмолвного вакуума среди кромешной тьмы. Позади на тыловую роту полка обрушился испепеляющий огонь, а они даже не подозревали о размерах беды; впереди, на расстоянии немногих метров шли ожесточенные схватки между силами 7-го полка и иорданцами, сидящими в бетонированных укреплениях пограничной городской черты.
Задержка за задержкой, — а небо тем временем посветлело и занялась заря. «Говорили, бой будет ночным», — нарушил кто-то напряженное молчание ожидания.
С наступлением рассвета был подан сигнал к выступлению, и ничейная полоса заполнилась бегущими солдатами. Командир штурмовой роты кричал, будто подстегивая: «Вперед! Вперед! Вперед!» — и парашютисты, оставив позади себя руины разгромленных стен, миновали покинутые оливы и приблизились к заводику строительных блоков.
Напротив, над участком прорыва, доминировал дом Мусульманского легиона, внешне ничем не отличавшийся от обыкновенного каменного дома, однако впоследствии было установлено, что это мощная военная казарма. Стены дома были укреплены массивным камнем и слоями бетона толщиной в десятки сантиметров. Множество огневых точек внутри было оборудовано амбразурами, которые давали осажденным полный контроль над прилегающим куском ничейной полосы. Судя по всему, во время прорыва пулеметы дома Мусульманского легиона били в сторону еврейского Иерусалима по восходящей траектории. В противном случае наступление 8-го полка при свете дня оказалось бы еще более кровопролитным.
Солдаты штурмовой роты достигли улицы Шхем и, разделившись на звенья, стали подниматься по ней, следя за каждым подозрительным звуком. С одной стороны этой улицы высится мечеть с внушительными каменными зданиями за нею. Чуть повыше, как раз над мечетью стоит «Америкен-отель» — гостиница, с фасадом, прячущимся за кипарисовой алеей, простирающейся до конца видимого снизу поворота.
Вся улица была пуста, дома на запорах. Никакого движения. Такой подозрительной тишины и безмолвия эта улица, вероятно, никогда не знала. Лишь поблескивание стальных касок в маскировочных сетках и торчащие стволы автоматов предвещали шквал боя. Внезапно, как удар бича, раздался первый выстрел, за ним несколько очередей. Вскинув автоматы, парашютисты побежали вверх по подъему, обшаривая взглядом окна и двери на фасадах. Из каждого окна; из-за каждой двери, из любой щели и ниши могла нагрянуть беда. Дома казались покинутыми. Ни малейших признаков жизни.