— Подожди. Мне нужно кое-что забрать и сделать.
Он посмотрел на меня непонимающе. Я наклонился к Иде, порылся в кармане её, то есть моей, куртки. Пальцы нащупали то, что нужно — маленький искареженный диктофон и бархатную коробочку. Сколько я уже с ней таскался, ища подходящий момент?
Диктофон я быстро сунул в карман брюк. Коробочку оставил на ладони.
— Я не знаю, как всё будет дальше, — сказал я. — Но, пожалуй, это нужно сделать сейчас. На всякий случай.
Ида смотрела на меня расширенными глазами. В них — недоумение, слабость, тревога.
Я открыл коробочку. Внутри блеснул изумруд, мерцающий в оправе из бриллиантов. Перстень от Фаберже, тот самый, который мы выбирали с Таней. Всё произошло не так, как я представлял. Не дома. Не в саду. Не на балу. Но сейчас — и это было единственно верным временем.
— Не самый торжественный момент для предложения, — хрипло усмехнулся я. — Но после всего, через что ты из-за меня прошла… Говорят, после такого надо жениться. Выйдешь за меня?
Ида открыла рот, но слов не нашлось. Она перевела взгляд на кольцо, потом — на меня, потом — на Феликса. Щёки её порозовели, и это был первый признак жизни, который я ждал.
— Соглашайся, кем бы ты ни была! — раздался сдавленный крик из багажника моей «Омеги». — А то у меня тут воздух почти закончился!
Все замерли. Взгляды — на меня. Потом — на багажник, к которому я прислонился как ни в чем не бывало.
— Ты что… — начал Феликс. — Кто там?
— Светлейший князь Юрьевский, — вздохнул я. — Долго объяснять.
— Ты просто засунул Юрьевского в багажник? — сдавленно выдохнул Аполло. — после того, как мы его… Из Швеции…
— Ну, не везти же его к Толстому у себя на коленках, — пожал я плечами. — Пришлось спрятать.
Ида рассмеялась — слабо, но искренне. Глаза её светились, несмотря на ужасное состояние.
— С тобой никогда не скучно, Алексей, — прошептала она и дотронулась до коробочки. — Да! Конечно, выйду…
Я протянул руку. Она чуть дрогнула — не от холода, а от волнения. Тихое «да» прозвучало, как удар колокола в пустом храме.
И именно в этот момент ко мне подскочил знакомый офицер в форме «Четвёрки», за ним — ещё двое.
— Светлейший князь Алексей Иоаннович Николаев! — прогремело. — Оставайтесь на месте. Вы задержаны по подозрению в похищении важного свидетеля.
— Вот же… — пробормотал Феликс.
Я не стал сопротивляться. Лишь поднял руки вверх и даже чуть театрально поклонился.
— Только дайте сначала закончить одно важное дело, — сказал я.
Обернулся, взял ладонь Иды в свои и аккуратно надел перстень на ее безымянный пальчик. Она чуть подалась вперёд, чтобы поцеловать меня, но в этот момент на моих запястьях с лязгом сомкнулись наручники.
— Прошу прощения, ваша светлость, — ровно произнёс один из агентов. — Таковы правила.
— Никаких претензий, — осклабился я под ошарашенные взгляды моих друзей. — И, господа, откройте уже наконец багажник. Он же и правда там задохнется.
Глава 29
— Итак, повторим для протокола, ваша светлость. Вы утверждаете, что действовали по собственной инициативе? — голос майора «Четверки» Тютчева был сух, как корка подсохшего хлеба, и оттого раздражал куда сильнее, чем крик.
Я кивнул. Упёрся локтями в стол, сцепил пальцы в замок, стараясь сохранять спокойствие.
— Ваша собственная инициатива — взять под охрану важного государственного свидетеля и спрятать его… в багажнике, чтобы лично разобраться с опаснейшим государственным преступником? — продолжал Тютчев, не сводя с меня глаз. — Вы понимаете, насколько абсурдно это звучит?
— Я понимал, что Толстой идёт ва-банк. И если бы я не сделал этого, он бы убил княжну Юсупову. Возможно, не только её. У меня не было другого выхода. Пришлось торопиться и немного блефовать.
— Но вы ничего не сообщили командованию! Не согласовали ни один из своих шагов. Нарушили два императорских указа и четыре внутренние директивы охраны. Ваша самодеятельность могла привести к…
Дверь в кабинет распахнулась так резко, что в воздух поднялась пыль.
На пороге стоял человек в форме придворного флигель-адъютанта. Однобортный китель из чёрного сукна плотно облегал его фигуру, белый кант остро подчеркивал линии воротника, обшлагов и клапанов карманов. На пуговицах — золотой императорский орёл, эполеты — серебряные, с алым подбоем и тонким шитьём. В глазах — холод и сталь.
Я узнал его. Аксаков. Один из приближенных покойного великого князя Фёдора Николаевича.
За ним — двое чиновников Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Их двубортные чёрные сюртуки украшали продольные плечевые знаки. Светло-синие воротники и обшлага отливали бархатной глубиной. Чёрные фуражки со светло-синими деталями венчали кокарды с двуглавым орлом.