Ее голос был сладок, но слова — остры, как бритвы. Свита хихикнула.
— Я… не знала, что мое присутствие в вашей свите требуется постоянно, мадам, — ответила я, стараясь держать голос ровным, глядя куда-то в район ее пышного декольте. — Мне не было сказано…
— Не было сказано?! — Дюбарри фальшиво ахнула, прикладывая руку к груди. — Милая моя, в Версале не нужно говорить такие вещи! Это само собой разумеется! Раз уж я удостоила вас чести быть при мне, вы должны быть здесь! — Она резко ткнула веером в сторону, где, видимо, находились ее покои. — Как гвоздик в стене! Понимаете?
Ее глаза сверкнули холодом. Воздух вокруг нее словно зарядился угрозой. Я чувствовала, как Колетт едва слышно всхлипнула за моей спиной.
— Но сегодня… — Дюбарри внезапно рассмеялась, легкий ветерок колыхнул ее перья. — Сегодня, пожалуй, я великодушна. Раз уж вы так увлечены своим… мазюканьем, — она презрительно кивнула на мой набросок, — наслаждайтесь. Мажьте себе на здоровье! — Она сделала пару шагов мимо, ее парфюм ударил мне в нос. — Но завтра… — Она обернулась, и ее улыбка стала ледяной. — Завтра я хочу видеть вас у себя ровно в девять. Как штык. И без опозданий. Уяснили?
Это был не вопрос. Это был приговор.
— Уяснила, мадам, — прошептала я, опуская голову.
— Прекрасно! — Она щебетала уже своим спутницам, удаляясь: — Ах, молодежь… вечно ищет, чем бы заняться вместо настоящего дела…
Они ушли, оставив после себя вихрь дорогих духов, звенящий смех и гнетущую тишину. Радость от рисования испарилась без следа. Я стояла, сжимая кулаки, чувствуя, как унижение и страх снова сковывают тело. «Как штык». Завтра снова ад. Снова стоять, слушать, выносить… Боже, как долго я выдержу?
— Мадам? — тихо позвала Колетт. Ее лицо было белым, как мел. — Может… может, пойдем обратно?
Я кивнула, не в силах говорить. Мы молча собрали принадлежности. Капитан де Ларю молча жестом показал направление. Его лицо было непроницаемо, но я заметила, как его взгляд сузился, следя за удаляющейся фигурой Дюбарри. Что-то в его позе говорило о напряжении.
Обратный путь по коридорам Версаля казался еще мрачнее обычного. Тени казались длиннее, шаги эхом отдавались в пустоте под грудной клеткой. Мы подошли к дверям моих покоев. Колетт, шедшая впереди, потянулась к ручке.
И вдруг она вскрикнула. Коротко, отрывисто, как от удара. Коробка с рисовальными принадлежностями грохнулась на пол, карандаши рассыпались веером.
— Что? Что случилось?! — я рванулась вперед.
Колетт стояла, прижав руку ко рту, ее глаза были огромными от ужаса. Она смотрела не в комнату, а на дверь.
Там, прибитая каким-то острым гвоздем прямо в центр резной дубовой панели, висела… она.
Небольшая, серая, с оскаленным оскалом и остекленевшими черными бусинками глаз. Дохлая крыса. Ее тщедушное тельце было неестественно вытянуто, хвост свисал, как грязная веревка. Кто-то даже умудрился повязать вокруг ее шеи крошечный, жутковатый бантик из траурной черной ленты.
Воздух перехватило. Мир на мгновение поплыл. Я услышала, как Колетт задохнулась и рухнула на колени, ее сдавленный стон разорвал тишину. Мари начала мелко-мелко дрожать.
— Мадам! Назад! — Резкая команда капитана де Ларю прозвучала как выстрел. Он шагнул вперед, заслонив нас своим телом, рука инстинктивно легла на эфес шпаги. Его лицо, обычно каменное, исказилось смесью гнева и брезгливости. Он внимательно, с профессиональной холодностью осмотрел «подарок», не прикасаясь. — Не трогать! Ансельм! — Его громкий окрик заставил вздрогнуть даже меня. — Немедленно сюда! И вызовите охрану!
Я стояла, прижавшись спиной к холодной стене коридора, не в силах отвести взгляд от этого жуткого трофея на своей двери. Тошнота подкатила к горлу. Холодный пот выступил на спине.
Предупреждение. Явное, жестокое, театрально-злобное предупреждение.
Но от кого?
Дюбарри? Месть за сегодняшнюю «вольность»? Заявление о том, что завтра будет хуже? Но она только что ушла… Успела ли ее служанка?
Кто-то из ее свиты? Ревнивая фаворитка, которой я вдруг стала «интересна»?
Лоррен? Напоминание о том, что я его добыча, и он может сделать со мной все, что захочет? Даже… это?
Или… сам Король? Жестокий намек на то, что я всего лишь крыса в его играх, и участь моя предрешена?
Капитан де Ларю отошел от двери, его лицо было мрачным. Он посмотрел на меня, на плачущую Колетт, на дрожащую Мари.
— Вам не следует здесь оставаться, мадам, — сказал он тихо, но твердо. — Пока это не убрано и не выяснено… Пойдемте в мою караульную. Это безопаснее.