— Знаете, моя сияющая Виктория, скучный Версаль скоро воспрянет. Месяц — и король дает бал. Не один из этих чопорных приемов, а нечто… грандиозное. В честь… очередной победы наших войск, — он махнул рукой, словно детали были не важны.
Он сделал паузу, давая моему воображению нарисовать картину: море свечей, шелест шелков, сотни глаз, устремленных на нас. Его рука небрежно лежала на столе, и я заметила, как он провел пальцем по резному узору на рукояти своего ножа для фруктов — медленный, уверенный жест властителя.
— Готовьте ваше самое ослепительное платье. Я хочу, чтобы в тот вечер все увидели настоящее сокровище Франции. И поняли, кому оно принадлежит.
Он смотрел на меня с вызовом и обещанием. Я улыбнулась, опустив ресницы, внутри замирая.
— Вы интригуете, герцог. Я уже начинаю волноваться.
— Волноваться? — Он рассмеялся. — Нет, моя дорогая. Вам стоит начать… готовиться. Это будет вечер, который запомнят все. Он изменит все. Для вас. Для меня. Для Франции.
Я улыбалась, поднимая бокал в ответ на его тост, и думала о том, что мое «ослепительное платье» на его балу, должно быть, будет траурного черного цвета. Ирония судьбы, которую оценила бы только я одна.
Он ушел, оставив меня с тревожным предчувствием. Бал. Месяц спустя. Это была не просто вечеринка. Для Лоррена это была сцена. И он готовил для меня главный спектакль. Я не знала, что именно он задумал — объявить о своей «помолвке» со мной? Публично унизить Ментенон? Продемонстрировать королю свою силу?
Или что-то более страшное, о чем я даже не смела догадываться? Публичное признание в чем-то, что навсегда привяжет меня к нему? Или, того хуже, внезапное «разоблачение» моей тайной деятельности, чтобы навсегда сломить и подчинить?
Что бы это ни было, я понимала: игра вступала в решающую фазу. У меня был месяц. Месяц, чтобы подготовиться к балу, где ставки будут выше, чем когда-либо. Месяц, чтобы превратить мой бумажный кинжал в отточенную сталь. Месяц, чтобы найти слабость в его доспехах. Месяц, чтобы связаться с Лео и предупредить его: финал приближается. И где мой бумажный кинжал, спрятанный в щели за мрамором, должен будет поразить точно в сердце. Одно неверное движение, одна расшифрованная записка — и он превратится из оружия возмездия в бумагу для моего смертного приговора.
Приговором, который будет приведен в исполнение под аплодисменты всего двора. Месяц. Всего лишь месяц.
Глава 28: Тайна под шелком и свинцом
Месяц до бала пролетел в оглушительной тишине моих мыслей, заглушаемой внешней суетой. Версаль превратился в гигантский муравейник. Слуги бегали туда-сюда с рулонами ткани и ящиками с провизией, в воздухе стоял запах краски от спешно обновляемых фасадов галерей и аромат горячего воска от тысяч готовящихся свечей. Модистки были нарасхват, их доставляли во дворец под охраной, словно самых важных придворных дам. Все жило одним лишь предстоящим торжеством, этим грандиозным балом, о котором говорил герцог.
Для меня этот месяц был иным. Это была жизнь в двух измерениях. Внешне — я была музой герцога, примеряла ослепительные туалеты, выбирала ткани и украшения, выслушивая его советы, полные скрытого смысла. Внутренне — я вела отчаянную войну с собственным телом и нарастающим ужасом.
Прозрение наступило за две недели до бала. Я стояла в будуаре, окруженная облаками лимонного шелка, который герцог назвал «достойным будущего солнца Франции». Модистка, зажав в зубах булавки, прикладывала к корсажу расшитую жемчугом вставку. И вдруг от запаха ее потного от усердия лица, смешанного с ароматом дорогих духов на моих запястьях, меня захлестнула такая волна тошноты, что мир поплыл перед глазами.
Я отшатнулась, едва не наткнувшись на модистку, и сделала глубокий вдох.
— Вам душно, мадам? — обеспокоенно спросила женщина.
— Да… Просто на мгновение. Продолжайте, — мой голос прозвучал издалека.
Но это было не мгновение. Утренняя тошнота стала моим новым, безжалостным приветствием каждому дню. Запахи, прежде приятные, теперь вызывали рвотные спазмы: духи де Лоррена, аромат жареного мяса с королевской кухни, даже запах свежесрезанных цветов в вазах.
Всего одна брачная ночь. Два месяца назад. И такой подарок. Такой ужасающий, прекрасный, опасный подарок.
Ребенок. Ребенок Лео. Наследник рода де Виллар, чье само существование было смертным приговором в стенах Версаля.
Радость, острая и чистая, пронзила меня, как луч солнца в склепе. Я положила руку на еще плоский живот, представляя крошечную жизнь, что пульсировала там. Наше с Лео дитя. Наше будущее. И тут же радость сменилась леденящим страхом. Если узнает де Лоррен… Он не потерпит конкурента. Он не потерпит живого символа моей связи с другим мужчиной. Малыш станет слабостью, которую можно будет использовать против меня, или, того хуже, мишенью. Его могли уничтожить еще до рождения, подмешав что-то в пищу, или после, объявив недоношенным. В Версале такие трагедии случались сплошь и рядом.