Иногда возражать уместно, иногда – немыслимо. В тот момент этого делать не стоило. Я надела кольцо на палец и поклонилась герцогу де Морбану.
– Мои воспоминания о вас будут исключительно теплыми, милорд.
Он беспокойно поиграл столовым ножом.
– Буду с превеликим интересом ждать, во что же выльется твоя тайна. Уповаю на то, что не пожалею о своем выборе.
Честно говоря, я не знала, чем для герцога обернется его выбор. Судя по выступлениям на королевском совете, сторонники королевы считали, что он еще не определился, на какую сторону встать. Как суверенный герцог, он единовластно решал судьбу Кушета и мог не принимать во внимание, кому привержены жители провинции: короне или мятежникам. Последнее слово оставалось за ним. В конце концов я ответила просто:
– Ваша светлость, я тоже на это уповаю.
Так мы и расстались: обнаженные клинки наготове, недоверчивость и опрометчивость. Де Морбан приказал привести Жослена, который вскоре ворвался в трапезную: обезумевший от волнения, с красными глазами, как после бессонной ночи. Он взглянул на меня с порога со страхом и укором. Я спокойно посмотрела на него над ободком чайной чашки.
– Она в порядке. Разочарован, кассилианец? – усмехнулся герцог. – Я тебя понимаю. Признаюсь, мне бы хотелось на пробу скрестить меч с кем-то вроде тебя.
Жослен ответил де Морбану лишь хмурым уничтожающим взглядом и опустился на колени рядом с моим стулом.
– Это правда? Ты в порядке, Федра?
– Его светлость де Морбан верен нашему договору, – сказала я, уставившись на Куинселя и рассеянно вертя кольцо на пальце. Это было легче, чем смотреть в глаза Жослену, который заметил бы охватившую меня негу и не преминул бы выразить свое кассилианское неодобрение. – Значит, мы вольны сейчас же продолжить путь, так, ваша светлость?
Герцог скорчил разочарованную гримасу, похоже, обуздывая себя. Затем взмахнул рукой, отпуская нас и привлекая внимание слуг.
– Наш с тобой договор завершается, – коротко и сухо произнес он. – Можете путешествовать по Морбану куда захотите. До королевского флота и дальше. – Помолчав, он добавил: – Один день, Федра. Я даю тебе один день форы, прежде чем подчинюсь долгу, который велит мне допросить королевского адмирала на предмет ваших с ним сношений.
– Благодарю, ваша светлость.
Глава 66
Жослен быстро шагал по каменным коридорам замка Морбана, а я, морщась от боли, пыталась не отставать. Наконец он со стиснутыми зубами остановился, поджидая меня.
– Ты способна ехать верхом? – вопрос прозвучал резко.
– Справлюсь, – процедила я.
Окинув меня взглядом от макушки до пят, кассилианец покачал головой и продолжил путь чуть помедленнее.
– Никогда не пойму, – сказал он на ходу, глядя прямо перед собой, – зачем ты делаешь то, что делаешь, и почему называешь это удовольствием.
– С твоей-то вспыльчивостью? Ты бы должен меня понимать лучше многих других.
Жослен приостановился и возмущенно выпучил на меня голубые глаза.
– Ничего я не вспыльчивый! И потом, причем тут я, когда вопрос о тебе?
– Ты ужасно вспыльчивый, Жослен Веррёй. Просто прячешь свою горячность под кассилианской выдержкой. – Я покрутила рукой и потерла плечо – сустав ломило. Пыточный крест де Морбана сколачивали для более высоких жертв. – Но у тебя не слишком хорошо получается. Я же видела, Жослен, своими глазами видела, как ты вышел из себя в той схватке со скальдами. Видела, как ты сражался, будто загнанный в угол волк, без малейшего шанса на победу. Каково оно, давать себе полную волю, а? Каково изо всех сил рваться в бой, даже зная, что потерпишь поражение? Ты чувствуешь облегчение, когда твоя истинная природа берет верх?
– Да, – тихо отозвался он и отвел взгляд.
– Ну вот, – что-то щелкнуло в моем плече, и боль утихла. – А теперь представь, что это облегчение усиливается и усиливается в десятки, в сотни раз с каждым новым ударом и наконец, протащив тебя сквозь мучительную агонию, превращается в столь великое и ужасное удовольствие, что пронзает тебя, словно копьем. – Я потрясла рукой и убедилась, что владею ею в полной мере. – Представь, и тогда ты поймешь, хотя бы отчасти, каково это – служить Кушиэлю.
Помолчав, Жослен поднял на меня скорбный взор.
– С тобой так было даже среди скальдов?
– Нет, конечно. – Я тряхнула головой, прогоняя унизительные воспоминания, и продолжила: – У скальдов было совсем иначе. Там я не выбирала, не имела собственной воли. Думаю, тогда я послужила лишь оружием в руках бессмертного.
– Стрелой Кушиэля, – в этих словах прозвучали нотки, напомнившие мне Лодура Одноглазого, жреца варварского бога Одина. Жослен почему-то вздрогнул. – Ладно, идем, давно пора уезжать. Де Морбан обещал нам свободу передвижения на один день. Думаешь, он сдержит слово?
– Да, – кивнула я. – Сдержит. На один день.
– Вот, держи. – Жослен снял с шеи цепочку с кольцом Исандры. – Она доверила его тебе.
Я молча забрала перстень, и мы поспешили вперед.
Во дворе нас уже ждали Гиацинт и тсыгане, лихорадочно готовящиеся пуститься в дорогу: взрослые, дети и лошади рвались продолжить путь. Тсыгане не любят спать за каменными стенами, считая, что это к несчастью.
Шурин Неси запряг лошадей и мотнул головой в сторону ворот.
– Поехали скорее, ринкени чаво, пока морской кралис не передумал! – поторопил он Гиацинта, которого считал нашим вожаком.
Гиацинт вопросительно посмотрел на меня.
– Я в порядке, – выдавила я, запрыгивая в седло и пытаясь не кривиться от боли. – У нас в запасе всего один день. Поехали.
Люди де Морбана провожали нас взглядами, а некоторые кричали вслед и смеялись. Дружелюбные напутствия предназначались Жослену, который в ответ улыбался и кланялся.
– Похоже, ты отлично их развлек, – усмехнулась я.
Он пожал плечами.
– А что мне оставалось делать? Сходить с ума от беспокойства? Опять же, повторенье – мать уменья.
– На мой взгляд, тебе больше нравится покорять людей не оружием, а байками, – поддразнила его я. На сердце становилось все легче по мере того, как мы все дальше и дальше отъезжали от стен Морбана.
– Я бы не стал заглядывать столь далеко, – сухо сказал Жослен, но в уголках его рта притаилась улыбка.
День выдался теплым и ясным, в воздухе чувствовалась влажность, по небу проплывали редкие облака. Мы тащились по извилистой прибрежной дороге, почти тропе, внизу сине-серые волны разбивались о скалы, иногда обрызгивая нас соленой морской водой. Над головой носились чайки, пронзительными криками рассекая утреннюю тишину. Я прищурилась, силясь разглядеть за лазурной зыбью твердыню Альбы, но остров слишком далеко отстоял от Кушета. Вот в Аззали, говорят, с нашего берега в хорошую погоду можно различить белые скалы по ту сторону пролива.
Где-то через час мы наконец увидели людей. Внизу, под нашими ногами, открылась узкая песчаная бухта. Один из тсыган, ехавших впереди, громко крикнул, и дети, высыпав из повозки, принялись прыгать и показывать на что-то вдали.
Королевский флот стоял в устье бухты: почти сорок кораблей ощетинившихся мачтами. Паруса были спущены, но над каждым судном морской бриз развевал штандарт Дома Курселей с серебряным лебедем. Потрясающее зрелище. На берегу расположился обширный лагерь, где сновали туда-сюда фигурки моряков. На песке их дожидались с сотню гребных шлюпок, а еще сколько-то шли по волнам к кораблям или обратно. Да, мы нашли Квинтилия Русса.
– Поехали! – крикнул Гиацинт, побуждая двигаться дальше.
Тсыганам передалось наше нетерпение, и наш отряд поспешил вниз под уклон. Люди Русса заметили нас еще на середине склона и с озадаченным видом скучились, держа руки наготове на рукоятях коротких мечей.
Круча наказала за опрометчивую спешку: разогнавшаяся на спуске повозка сошла с дороги и повисла над обрывом. Испуганные тсыганята перекричали даже чаек. Гизелла с сестрой, взволнованно вздыхая, пересчитали детишек по головам, а Неси и остальные мужчины объединили усилия, чтобы вытянуть повозку обратно на дорогу.