Я решила, что раз уж он уже проснулся, то я могу попытаться убежать от своих мыслей, поговорив с ним.
— Мне кажется, что я тону в них… — мои пальцы двигались по коже его головы, неосознанно массируя её, — в моих мыслях. Я думаю о солёности попкорна, который я ела недавно, о том, что мои ногти стали слишком длинными и мне нужно их подстричь, о том, как я хочу посмотреть «Час пик», чтобы посмеяться, о пчеле, на которую я случайно наступила во время пикника с мамой.
Думаю о том, как мне придётся убить тебя, чтобы свершить в мире великую справедливость.
Я думала об отце, о матери и о Ланге. Мне было интересно, почему отец продал меня этому человеку. Я осознавала, что осталась совсем одна, и как сильно мне хотелось разрыдаться в тот момент.
Наконец Сальваторе заговорил:
— Ты много думаешь, мышонок, — вибрации его голоса проникли в мою кожу и вызвали мурашки по всему телу, и его губы слегка касались моих губ, когда он говорил. Мне не хотелось это признавать, но я наслаждалась этим моментом, тем, как он крепко обнимал меня, и как звучал его хриплый голос.
— А ты нет? — ответила я с лёгким смешком, и по какой-то странной причине на моём лице появилась улыбка. — Ты, кажется, в курсе всего, что происходит вокруг тебя. Ведь в этом и заключается суть Сальваторе Эспозито, верно?
†††
— Как я могу это сделать, Анна, то есть, Джиа. Как, по-твоему, я смогу выведать у него информацию? Ты же его знаешь, он ничего мне не рассказывает, и если я начну задавать много вопросов, он меня сразу же раскусит. Когда я спрашиваю его о чём-то, он не отвечает, просто отмахивается от меня и смотрит таким взглядом, что я понимаю без слов, что это не моё дело, — попыталась возразить я.
— Дело в том, что нужно держать себя в руках, Нирвана. Нужно спрашивать о правильных вещах в правильное время. Никогда не вдавайся в подробности и не спрашивай о чём-то конкретном, всегда спрашивай немного расплывчато и невинно. Ты не допрашиваешь его, а беседуешь с ним. Он должен почувствовать, что ты хочешь узнать его получше. Вот как нужно действовать, — сказала она мне спокойно, как будто это было самым простым делом на свете. Конечно, для неё это было не в новинку, ведь она работала в секретной службе, и у неё была подготовка, в отличие от меня.
†††
— Я хотела бы узнать тебя получше. Всё, что я о тебе знаю, это то, что у тебя есть брат, и что ты младший босс.
Его горячее дыхание ласкало мою кожу, вызвав одновременно озноб и успокоение, и мне было комфортно в его объятиях. Но, с другой стороны, он был так близко, что мог легко задушить меня, убить в своей постели, и никто не пришёл бы мне на помощь.
— Мы можем начать с самого простого, мне не нужно знать о тебе всё. Какие-то мелочи. Например, предпочитаешь ли ты вафли или блины, пьёшь ли ты кофе или чай, со сливками или без.
Я пыталась завязать разговор с ним. Делать это нужно было осторожно, он не был идиотом, и слишком настойчивые расспросы могли бы меня убить.
— Я не завтракаю, — спокойно ответил он, — последний раз я завтракал тринадцать лет назад, это были вафли с мороженым. Последнюю утреннюю трапезу я разделил с дедом, и с того дня я поклялся, что не буду завтракать, чтобы всегда помнить вкус тех вафель, которые дед приготовил для меня ранним утром в Сицилии, когда мы лежали на его больничной койке.
Его голос звучал мягко, он струился, как мёд. Такая душевная история, но его тон, как всегда, был холодным, спокойным и собранным. В нём не было никаких эмоций, словно он читал с бумажки.
— Я пью чай с ложкой мёда, чтобы подсластить его, и я правша, однако моя левая рука лучше перерезает горло. Вот и всё.
— О-окей, — пробормотала я дрожащим голосом, — уже что-то.
— А я люблю блины больше, чем вафли. Мне нравится их есть с сахаром и мёдом. А ещё я люблю пить чай со сливками, и иногда я могу с ними переборщить. Я левша, и у меня некрасивый почерк.
— Приятно слышать, мышонок, — он наклонился ко мне, нежно поцеловав меня в губы.
— Я могу слушать твои разговоры всю ночь, ты знаешь об этом? — проговорил он мне в губы.
— Правда? А мне казалось, что я тебя раздражаю, — сказала я мягким тоном, чувствуя, как будто снова нахожусь под влиянием его чар.
Как я могла наслаждаться временем, проведённым с человеком, который отнял у меня так много?
Мне было трудно сдерживать свои эмоции. Это убивало меня. Я хотела ударить его, убить, прежде чем, сказать ему, какое он чудовище, но моё тело отчаянно жаждало его. Моё сердце было привязано к нему. Каждое его прикосновение, каждый поцелуй и взгляд, делали меня счастливой. Боже, это сводило меня с ума.
Но как я смела испытывать такие чувства к человеку, который разрушил мою жизнь?
— Я никогда не была на свидании, — сказала я, пытаясь отвлечься от своих мыслей и внутренней борьбы, сокращая расстояние между нашими губами, избавляя себя от мучительного ожидания, пока он меня поцелует, — с тобой, — добавила я.
— Знаю, — ответил он, — я планировал завтра отвезти тебя в Калифорнию.
Он смотрел на меня, но мои глаза привыкли к темноте, и казалось, будто кто-то пролил свет на его лицо, и я не могла налюбоваться им.
Боже, почему у меня появляются бабочки при мысли о свидании с ним?
Что со мной не так?
— Мне кажется, ты доводишь меня до безумия, — прохрипела я.
Я лгала, я не думала, я знала, что это так. Мне даже не нужно было говорить об этом, потому что это и так было ясно.