Серафима держалась на высокой волне всегда и всюду, в любую погоду благодаря своей природной отзывчивости, готовности и способности расшить, размыть «узкое» место в деле. Так было на строительстве ГЭС, правда, небольшой, заурядной, но весьма интересной тем, что впервые при возведении тела плотины укладывался бетон не монолитом, а блоками. Хватило у Серафимы ума и характера поддержать новаторов, несмотря на сильное противодействие главка.
Если одаренному человеку не хватало воли, Серафима опекала его, внушая ему, что он сильный и все будет хорошо у него. Поддерживала, пока он поставлял идеи, выкладывался полнее, но как только начинал топтаться на одном месте, благодушествовать, холодела к нему. Курица лишь первый год несется щедро, потом ей рубят голову. У хорошего организатора никогда не бывает недостатка в «несушках». Избыток идей в мире очевиден — не хватает воли осуществлять их.
Она — свой брат, своя сестра в среде руководителей. Как и они, она любила охоту, рыбалку, компании мужские из отборных смельчаков, равно ценивших непогоду и солнце, ночевки бивуачные в тайге и охотничьи домики с удобствами. Расстояния не пугали это динамическое племя — могли махнуть, куда душа тянет, — пешком, на лошадях, машиной, катером, самолетом, вертолетом. Море, реки в тайге гостеприимны, пока не заморочены дымами… Охотничьи домики с банями, покой после работы всласть.
У нее, как у всякой красивой, очень женственной, умной, свободной женщины, был шеф-покровитель, немолодой, переваливший предынфарктный рубеж, но в хорошей спортивной форме. Если она внезапно появлялась на активе, он на время терял дар речи. Во время ее редких выступлений на активах или в научно-исследовательских институтах мужчины, ценившие в женщине женственность, захватывали места в первых рядах.
Однажды шеф-покровитель посоветовал Серафиме подняться ступенькой выше — возглавить вновь создаваемый институт прогнозов о режиме искусственного моря и судьбе пахотных земель по берегам. Никогда прежде она не думала об эрозии, о сползании пахотных земель в реку. И все-таки согласилась возглавить НИИ, верная своему бесстрашному характеру с наскоком.
Две группы сотрудников собирали материалы: одна о режиме искусственного моря, другая о процессах недавно распаханных целинных земель — превращаются ли земли в пустыню по законам необратимости? Ведь извечные травы изведены с корнями, а культурные злаки в силах ли бороться с ветровой эрозией? Бросать эти земли или пахать и впредь?
Обе гипотезы о жизни реки и земли (размывы берегов с пахотными землями, заболачивание лугов, миграции рыб, режим поливных земель) стали ее гипотезами. Способность вживаться в идеи, в дело была у нее редчайшая, инстинктивная.
Люди хваткие, с характером, усиливали работу мысли и духа Серафимы Филоновой: как их приручить, не вызывая неприязни, а, наоборот, чтоб уважали ее, верили ей, искали контактов, если уж не могли полюбить. Примирялась и с теми, кто побаивался ее в разумных пределах, — чрезмерная боязнь неприятна своей постоянной готовностью перейти в ненависть.
Серафима знала, что подруги по работе остерегались ее. Боязнь их была коровья: как будто где-то рядом с телятами затаилась волчица. Это потешало Филонову. И она с гордостью думала о своей крепкой индивидуальности, о том, что сама торит свою дорогу. Чаще была довольна, чем огорчена, потому что успех был во всем — в работе, в обществе, да и своеобразный, по-своему отлаженный семейный уклад лишь изредка нарушался.
За вольную жизнь платить приходилось перенапряжением. И осознавала в такие минуты усталости относительность своей вольности: внешняя, на особый нагловатый бесстрашный лад при невидимой внутренней скованности и даже временами — робости. Именно в такие минуты выкраивалось из жесткого режима время для размышлений (иногда непосильных) над судьбой дочери Нины, над своим положением. Даже излишняя роскошь перепадала: гневаться на бестолковых.
Победа была тем радостнее, чем умнее был оппонент, к тому же мужчина, особенно когда не переступала грани в отношениях с ним. Общение с мужчинами по-весеннему возбуждало ее энергию томительной заманчивостью: готовности к большому сближению не даешь волю, порога не переступаешь, но он все время в полшаге от тебя, этот порог.