— А вообще, знаешь, тут происходит что-то серьезное. Очень серьезное. В низовых туалетах. Тебе надо пойти посмотреть. Я туда больше ни ногой: я сообразила, что у них на уме.
— Ты имеешь в виду туалеты на первом этаже? Что с ними не так?
— Да, возле са… ста… места для еды… Там над дверью есть… какая-то… белая штука… она делает «пшш» всякий раз, когда заходишь внутрь. Говорю тебе: они травят нас газом.
— Да нет же, Миша, это диффузор со специальными духами. Чтобы приятнее пахло.
— Тут никакие духи не помогут. И к тому же совсем это не духи. Загляни на обратном пути, сама убедишься.
— Хорошо, загляну. Но ты зря беспокоишься. Здесь тебе ничто не угрожает, поверь.
— Как скажешь.
Миша стоит перед злой директрисой.
Выражение лица и неестественно прямая осанка дамы намекают на то, что действие происходит не наяву, а в кошмарном сне, но сейчас Миша не уверена в этом.
Директриса обращается к ней строгим тоном, в котором слышится легкое нетерпение:
— Вы можете поднять руки, мадам Сельд?
Миша поднимает руки.
— Выше!
Миша поднимает обе руки к небу.
— С тех пор как вы переехали сюда, ваша гибкость значительно понизилась, мадам Сельд. Чрезвычайно. Не буду скрывать, такое случается часто: физические и умственные способности человека заметно и резко ухудшаются после того, как он поселяется в нашем учреждении, но не надейтесь, что мы станем вам сочувствовать. У нас нет на это времени. Да и список желающих попасть сюда очень длинный, как вам известно. Итак, подытожим: потеря самостоятельности в отношении личной гигиены, одевания…
— Да нет же, я сама одеваюсь.
— Это ненадолго. Еще раз: потеря самостоятельности в отношении личной гигиены, одевания, принятия пищи…
— Да нет же, я прекрасно ем сама!
— Речевые нарушения прогрессируют: афазия, парафазия, нехватка слов. Короче говоря, полная картина.
— Обратите внимание, во сне я не испытываю нехватки слов и говорю очень хорошо.
— Вам только кажется. Или вы хотите убедить в этом нас. Но что это изменит?
— Ну, например, сейчас… у меня нормальная и связная речь, разве нет?
Директриса смеется. Вскоре ее чудовищный смех резко умолкает.
— Оставим уже эту тему. Следующий вопрос: каковы ваши планы на будущее?
Миша смущена.
— Не знаю…
— Вы желаете и дальше пребывать в нашем учреждении?
— Не очень долго, я ожидаю новостей. Я не могу просто взять и уехать, понимаете?
— Тогда надо прикладывать больше усилий. Первое: застилать постель правильно, а не как школьница. Второе: не увиливать от занятий, которые вам рекомендует месье Миллу…
— Я и так прилагаю огромные усилия.
— Этого мало. Третье: соблюдать режим. Четвертое: убрать из шкафа бутылку виски.
— О… так вы в курсе?
— Я в курсе всего, мадам Сельд. Основой эффективного управления учреждением для пожилых людей, нуждающихся в уходе, является безупречная работа разведывательной службы. Ну-с, и что же вы скажете в свое оправдание?
— Мне очень жаль, я не хотела причинять вам хлопот. Ничуть. Но ведь человеку нужны маленькие секреты, совсем пустяковые, согласитесь? Чтобы ощущать себя живым. Каждому из нас нужны маленькие секреты, какие-то дела, которые мы делаем наедине с самими собой, пусть даже немного запретные. А еще каждому из нас нужно знать, что мы можем закрыть дверь и побыть одни, когда нам требуется покой. Понимаете, о чем я? Эти поступки совершаются не в пику вам, поймите, мадам…
— Ростбиф.
— Не в пику вам, поймите, мадам Ростбиф. Нам просто нужно иногда почувствовать себя хоть немного свободными, а иначе зачем?
— Да-да, мадам Сельд, этот вопрос я хотела бы задать и вам! Вот он, истинный вопрос: зачем?
С этими словами директриса удаляется. Эхо ее шагов разносится по коридору.
ЖЕРОМ
За несколько недель речь Миша стала более медленной и путанной: случается, она останавливается на середине фразы, совершенно потеряв нить высказывания, или, даже не пытаясь припомнить забытое слово, сразу произносит следующее. Я учусь следить за ходом ее мысли.
Я понимаю, что побежден. Переломная точка пройдена. Не знаю, почему это происходит, но с мадам Сельд это точно уже произошло. Сражение проиграно.
Опускать руки нельзя. Ни в коем случае. Иначе все будет еще хуже. Перейдет в свободное падение.
Надо бороться. За каждое предложение, за каждое слово. Не уступать ничего. Ни единого слога, ни единого звука. Ведь если человек остается без языка, с чем он тогда вообще остается?
В течение десяти минут мы делали упражнения, Миша охотно выполняла все задания, но, кажется, запас ее сил иссякает.