Ирина отлично окончила школу, потом один из самых престижных ВУЗов, быстро продвигалась по карьерной лестнице, вышла замуж за порядочного и обеспеченного человека, к тому же по любви, родила дочь Диану, которая, к слову сказать, очень походила на бабушку, но все это, видимо, еще не заслуживало особой похвалы. Мама говорила так:
- Ну, хорошо, Ира, молодец, - но звучало это как-то вяло, и больше по смыслу походило на - «нормально, сойдет». Если же мама рассказывала про детей или племянников ее знакомых, например, Ольги Тимофеевны, то здесь были восторженные и даже завистливые нотки: « Вот, мол, какие у людей дети!» Ирина все заслуживала эту высшую степень маминой похвалы, все ждала, что она однажды скажет:
- Доченька, я горжусь тобой!
Но этот момент никак не наступал.
Посвящать маму в свою трагедию Ирина не собиралась, она планировала пробыть у нее недолго, и скорее отправиться страдать на дачу.
Ирина заглянула с улыбкой в комнату мамы и приветливо произнесла:
- Доброе утро, мамуль! Как самочувствие?
- А.., наконец-то и до меня очередь дошла! Какое утро? Уже одиннадцать часов, ты знаешь, что я практически не спала сегодня, у меня было давление. До одиннадцати я могла уже сто раз умереть, а тебе все равно, в кого ты такая, Ира, почему ты меня так не любишь?
Пожилая женщина с короткими седыми волосами, чуть сгорбленная больше справа, в темно вишневом шерстяном платье сидела спиной к Ирине в кресле перед большим окном, выходящим в сад. Даже не видя ее лица, Ирина, знала, что оно неподвижно строгое, темно карие глаза смотрят осуждающе, любые оправдания были бесполезны.
Ирина подошла к матери и обняла ее сзади за плечи:
- Ну, а теперь какое давление? Может, давай померим?
- Что мерить, я уже таблеток наглоталась, конечно, немного спало, голова хоть перестала кружиться. Если бы не Аглая Федоровна, я бы точно концы отдала.
Аглая Федоровна – сиделка, профессиональная медсестра, которую наняла Ирина два года назад, когда умер отец; женщина одинокая, постоянно жила в их доме. За все время только два раза отлучалась: ездила на родину в Белоруссию, к племяннице на свадьбу и к сестре на похороны. Надо сказать, что у нее с Верой Ивановной были хорошие отношения. Вообще, с чужими людьми Вера Ивановна была добрейшей души человек. Она всех понимала, всем сочувствовала, и всем жаловалась на дочь, на ее черствость и невнимательность. Некоторые понимали ситуацию, но были и те, кто осуждал Ирину.
- Мамочка, тебе что-нибудь нужно, давай я сгоняю в магазин, куплю чего-нибудь вкусненького, что тебе хочется или может лекарства какие закончились. А то я хочу на дачу поехать.
- Ты же знаешь, что я не могу есть все подряд. У меня желудок болит. Если что понадобится, Аглая сходит, а у тебя, как всегда, нет на меня времени.
Ирина стояла, растеряно слушала и не знала, что еще сказать, как улучшить отношения, но чем больше она находилась здесь, они только ухудшались.
Вошла Аглая Федоровна, большая крепкая женщина шестидесяти лет, с широким рябым лицом и быстрыми голубыми глазками. Во всей ее фигуре чувствовалась монументальность, сила и уверенность. При взгляде на нее глаза Веры Ивановны потеплели, злобный огонек в них разом потух, и она превратилась в жалкую добродушную старушку.
- Здравствуйте, Ирина Вячеславовна, нам пора делать массаж. Не волнуйтесь все под контролем, - лукаво стрельнув на Ирину глазами, сказала Аглая.
Ирина подошла к маме, поцеловала ее в щеку:
- Ну, я тогда поеду, мамуль, не болей, пожалуйста.
Потом повернулась к сиделке:
- Аглая Федоровна, если будет хуже, сразу звоните!
- -Да знаю, знаю! Не будет хуже, не волнуйтесь! Делайте свои дела! – сказала она, добродушно улыбаясь и приготавливая все необходимое для массажа.
Ирина вышла из дома и с облегчением выдохнула:
- Чтобы я делала без Аглаи Федоровны, мне Бог ее послал, - размышляла она, садясь в машину, и выруливая со двора на улицу.
Дача, загородный дом Крымовых, находилась в ста сорока километрах от города, на Балтийском взморье, в сосновом лесу, буквально в двух шагах от моря. Это было любимое место Ирины: здесь они любили друг друга с Захаром в их первый медовый месяц, здесь она дохаживала последние месяцы беременности, с волнением предвкушая предстоящую встречу со своей крохой, и, всегда, когда ей становилось плохо, овладевала депрессия, Ирина тоже спешила сюда.