Самое страшное, как по мне, он оставил для главы семейства Новак Тадеуша. Шон не давал ему опорожнить мочевой пузырь долгое время и поил огромным количеством воды, угрожая другим членам семьи, если он этого не сделает.
В конце концов, он смог продержать Тадеуша в таком состоянии настолько долго, что мочевой пузырь главы семейства-рабовладельцев чуть не лопнул. На это потребовалось примерно часов 10-11. Сработало ограничение силы. Когда Шон позволил Тадеушу помочиться, то сделал это максимально болезненным образом для него.
Он сузил его мочеиспускательный канал до минимального размера. Тадеуш жалобно скулил от дикой боли, когда ссался под себя кровавой мочой, но никак не мог остановить этот процесс или хотя бы немного уменьшить боль.
После этого Шон говорил, что ему не стало легче. Он не смог забыть десятилетний срок непрерывных издевательств, но был крайне счастлив, когда узнал, что Новаки уехали из Грейстауна, а всех приёмных детей раздали другим семьям. Таким тварям, как Новаки, положено находиться только в психиатрическом учреждении под постоянным присмотром врачей.
Самое хреновое в том, что руководство северного района Грейстауна, в том числе полиция, органы опеки, даже соседи, все были осведомлены о том, что происходит в доме Новак. Мы не раз сбегали от них, но нас постоянно возвращали в нашу приёмную тюрьму полиция, социальные службы или другие гончие северного района Грейстауна. Новак добывали огромное количество Благодати, поэтому всем было глубоко насрать, каким образом они это делают.
У меня силы появились немного позже. Я не был так близком к источнику, как Шон. В распределительном цехе меня поставили заниматься логистикой. Я раскладывал партии Благодати: белые поставки для правительства и других государственных органов Грейстауна, серые для подпольных лабораторий, а чёрные для психов инженеров или биомехов, которые ставили опыты на людях или пытались дестабилизировать большее количество Благодати, чем было доступно человечеству на тот момент.
Во время воплощения вендетты нагрянул отряд полиции Северного района Грейстауна. Естественно они входили в «заинтересованный» круг лиц, поэтому решили проведать Тадеуша, когда он не отправил очередную серую партию Благодати. Они застали нас врасплох, зажав в углу комнаты. Тадеуш и остальные не могли даже пары слов проронить, Шон заставлял их молчать с помощью рвотных рефлексов. Но он не смог контролировать ещё троих полицейских, потому что делал только первые шаги в освоении своей силы. Кровавые, жестокие, грязные и мерзкие шаги. И я его в этом поддержал.
Мне не доставались болезненные побои и мучительные унижения от семьи Новак, но за каждый мой проёб страдали другие, в том числе Шон. Всё остальные приёмные дети знали, что если косячил я, то попадёт невиновным. Вскоре у меня не осталось друзей или приятелей, на которых я мог положиться в этом сраном месте. И только Шон меня понимал и никогда не злился. Даже если он сам невыносимо страдал от этого.
Видимо Благодать дарует силы, используя наши подсознательные желания. Я хотел защитить нас в тот момент, когда трое полицейских поставили нас в угол комнаты и направили оружие. Первый раз произошло создание барьера. Я не знал, как выпущенная пуля будет с ним взаимодействовать, сила подсказала, что он выдержит и я доверился ей.
Пуля, выпущенная из пистолета полицейского, рикошетом отлетела в голову его напарнику, стоящему слева от палача-неудачника. Барьер тут же прекратил существование, выдержав один смертельный выстрел.
В панике я кинулся на ближайшего полицейского. На того, который произвёл выстрел. Я повалил его на землю, при этом никто не произнёс ни единого звука. Были слышны только звуки борьбы. Я стал держать руку полицейского, в которой был пистолет, изо всех сил. Семь выстрелов он произвёл после падения. Пять пуль ушло мимо, шестая попала мне в голень, а седьмая ему в бедро и полицейский, ударив меня в лицо кулаком, стал уползать, как раненная ящерица, в сторону, волоча за собой ногу, оставляющую струйку крови.
Шон быстро подскочил ко мне, чтобы поднять, но был тут же откинут мощным и безжалостным ударом полицейской телескопической дубины. Пока я лежал на полу и корчился от неимоверной боли, которая как удар током распространялась по всему телу, оставшийся полицейский встал прямо надо мной. Я оказался промеж его ног и полицейский нависал грудой угрожающей массы, похлопывая мерзкой дубиной по своей левой ладони.
Сотворив отвратительную ухмылку, он замахнулся дубиной по огромной дуге, как это делают в мультфильмах, нежели в реальной жизни. Дубина палача не настигла меня.