«Самое неприятное в этом было то, что мой муж и я — мы оба любили Иисуса, но брак распался без всякой надежды на восстановление. Если бы она просто обняла меня и сказала: «Мне так жаль…».
Марк Твен часто говорил о людях, которые «добры в худшем смысле этого слова». Эта фраза для многих отражает репутацию христиан сегодня. Последнее время я задавал незнакомым людям (например, соседям в салоне самолета) один вопрос: «Когда я произношу слова «христианин-протестант», что приходит вам в голову?» В ответ я обычно слышал рассказы об активистах, выступающих за отмену абортов, противниках прав сексуальных меньшинств или сторонниках введения цензуры в Интернете. Я часто слышал ссылки на организацию «Прерогатива морали», распавшуюся много лет назад. Но ни разу я не слышал слов, несущих хотя бы толику аромата благодати. Очевидно это не тот аромат, который источают в мир христиане.
Г. Л. Менкен описал пуританина как человека, которого преследует страх, что кто-то где-то счастлив; сегодня многие люди подобным образом изобразили бы евангелических христиан или фундаменталистов. В чем корни того, что эти люди слывут чопорными мизантропами? Статья сатирика Эрмы Бомбек дает нам ключ к разгадке:
«В другое воскресенье в церкви я обратила внимание на маленького мальчика, который смотрел по сторонам, улыбаясь всем и каждому. Он не хихикал, не прыскал от смеха, не шумел, не ерзал, не мял сборник церковных гимнов, не рылся в маминой сумочке. Он просто улыбался. Однако мать мальчика резко одернула его и театральным шепотом, который был бы слышен на весь маленький театр на Бродвее, сказала: «Прекрати ухмыляться! Ты в церкви!» Сказав это, она его ударила, и когда слезы потекли по его щекам, добавила: «Так-то лучше!» и вернулась к своим молитвам…
Внезапно я почувствовала раздражение. Я подумала о том, что весь мир плачет, и если вы еще не плачете, то вам лучше присоединиться к остальным. Мне захотелось крепко прижать к себе этого ребенка с заплаканным лицом и рассказать ему о моем Боге. Счастливом Боге. Улыбающемся! Боге. Боге, который должен был иметь чувство! юмора для того, чтобы сотворить таких, как мы…
Как правило, люди торжественно облекают свою веру в скорбные одеяния, надевают на нее серьезную трагическую маску и прикалывают к ней значок посвященных в ряды членов Ротари-клуба.
«Как глупо», — подумала я. Передо мной была женщина, сидевшая рядом с единственным проблеском света, оставшимся в нашей цивилизации — рядом с единственной надеждой, единственным нашим чудом — единственной обещанной нам бесконечностью. Если этому ребенку нельзя было улыбаться в церкви, то, что тогда ожидает всех нас?»
Безусловно, эти характеристики христиан не отражают полной картины, поскольку я знаю многих христиан, которые олицетворяют собой благодать. Однако каким-то образом на протяжении человеческой истории церкви удалось заработать репутацию лишенной благодати. Как молилась одна маленькая английская девочка: «О Господи, сделай/ плохих людей хорошими, а хороших людей — милыми». Уильям Джеймс, возможно, самый выдающийся американский философ последнего столетия, смотрел на церковь с состраданием, нашедшим выражение в его, ставшей классической, работе «Многообразие религиозного опыта». Однако он отказывался понять мелочность христиан, преследовавших квакеров за то, что те не касались шляп при приветствии, и яростно дискутировавших на тему, можно ли считать нравственной одежду не черного цвета. Он писал об аскетизме одного сельского французского священника, который решил, «что он никогда не понюхает цветка, никогда не будет пить, даже если его измучит жажда, никогда не прогонит мухи, никогда не обнаружит отвращения ни перед чем отталкивающим, никогда не будет жаловаться на неудобства, которые касаются его лично, никогда не будет садиться, никогда не будет облокачиваться, становясь на колени».
Известный мистик Хуан де ла Крус рекомендовал верующим искоренить все радости и надежды, обратиться «не к тому, что приносит удовольствия, а к тому, что вызывает неприязнь», и «презирать себя и желать того, чтобы другие тебя презирали». Святой Бернар обычно закрывал глаза, чтобы не видеть красоты швейцарских озер.