– Вечно благородный незаконнорожденный, – по-доброму упрекнул он Кенана и положил на его плечо руку. – Используй их или сожги. Что бы ты ни выбрал, это не изменит судьбу твоего отца.
Он вышел из кабака и растворился в ночи.
Кенан взял документы, спрятал во внутренний карман. Прощальный подарок Голландца давал ему силу, чтобы уничтожить семью Рекстера. Несмотря на свои же возражения, Милрой испытывал неодолимый соблазн пустить их в ход.
Глава 21
Леди Клейг все же позабавила гостей своим обмороком, когда увидела, что дочь ослушалась ее и беззаботно болтает с Бедгрейнами. К счастью, Амара вовремя поднесла ей флакончик с нюхательной солью. Лакеи помогли перенести стонущую даму в комнату для гостей, где она могла спокойно прийти в себя. Обменявшись с Уинни и Девоной чуть заметными улыбками, Амара поспешила успокаивать мать.
Довольная, что Амара все уладит с матерью, Уинни принесла извинения своим родственникам. Ей необходимо было увидеть Кенана. Угрозы лорда Мидлфела так и звенели у нее в голове. Может, негодяй и закончил играть с ней, но она боялась, что он начал опасную игру с человеком, которого она любила.
Как только ее отец узнал, что бал посетили лорд Мидлфел, лорд Лотбери и мистер Тери, он и слова ей не сказал, а наоборот, был рад, что дочь собралась уйти. Сестры единогласно решили, что Девоне лучше остаться. Обеим было известно, чего ждать, если эти негодяи захотят поквитаться с Кенаном. Все же сэру Томасу не давало покоя то, что Кенан Милрой защищал его дочь вместо него, и он был готов показать, на что способен.
– Ты же к нему идешь, – мягко упрекнула сестру Девона, когда они выходили из зала.
Уинни это задело, и она спросила:
– Неужели меня насквозь видно?
– Только мне. Ты простила его?
Уинни хотела уйти как можно скорее и потому, вздохнув, сказала:
– Сестренка, у меня нет времени обсуждать это. Отыскав семейный герб, Уинни чмокнула сестру в щеку и побежала к карете.
Открыв дверцу, назвала кучеру адрес Кенана. Даже не взглянув на нее, слуга фыркнул и пожал плечами. Занавески на окнах были опущены, она оказалась внутри в полной темноте. Потянулась к окошку и вдруг почувствовала, что в грудь ей ткнули куском холодного металла.
– Присоединяйтесь, мисс Бедгрейн. Не бойтесь револьвера. Я не намерен стрелять, – пообещал лорд А'Корт. – Просто так вы будете более сговорчивой и, возможно, оцените, как я умею обращаться с женщиной.
Одной рукой в перчатке он прижал ее к сиденью, а другой, отдав приказ кучеру, захлопнул дверцу. Свистнул хлыст, и лошади помчались вскачь.
– Наших слуг не подкупить. Что вы сделали с кучером?
– Меня утомляют все эти разговоры о простолюдинах. Может, заведем светскую беседу?
– Я требую, чтобы вы остановили карету, – выпалила Уинни, прежде чем поняла, что не стоит сейчас так горячиться.
В темноте она едва различала А'Корта, но вдруг внезапная боль словно осветила ей взор. Съежившись, Уинни попыталась понять, что произошло. Оказывается, он снял перчатку и ударил ее голой рукой. Она дотронулась до щеки: на ней горела царапина, оставленная его перстнем.
Разозлившись на себя, что так глупо попалась в его руки, но не теряя мужества, она дерзко сказала:
– Бить женщин – единственное, на что вы способны, извращенец! Теперь, когда под рукой нет жены, сойдет любая другая беззащитная женщина.
От следующего удара у нее искры из глаз посыпались.
«Черт», – чуть не вырвалось у нее. Закрыв ноющую щеку ладонью, Уинни молчала. Никто в жизни не поднимал на нее руку. Назойливым братьям она противостояла словом, и это всегда срабатывало. Эггер… тот был не в счет. Но А'Корт, судя по его состоянию, всю душу из нее выбьет, пока они будут ехать.
Тяжело дыша от дикой ярости, он торжествующе проговорил:
– Я был прав. Вы прятали ее. А я думал, что она могла уехать плакаться к матери. Хотя в прошлый раз, когда она так поступила, мать любезно вернула ее обратно. Жаль, что вы так мне не посодействовали.
Уинни зажмурила глаза, ощутив отчаяние, в котором, должно быть, пребывала и Брук. Как мать могла «вернуть» дочь к мужу, который избивает ее? Рука Уинни интуитивно соскользнула на живот. Она испугалась за ребенка. Человек, который бил свою собственную жену до тех пор, пока она не потеряла ребенка, не проявит жалости к чужой женщине.
От его молчания она начала волноваться еще сильнее. Вжавшись в сиденье, напряглась всем телом в ожидании нового удара. Она считала его неуравновешенным, и его действия это подтверждали. Почему А'Корт не спросил, где находится Брук? Вопрос вертелся у нее в голове, не давая ей покоя, но, вдруг вспомнив, что он сказал, Уинни все поняла.
– Вы сомневались, что я что-то знаю о Брук. И тем не менее напали на нашего кучера и похитили меня. Вы сильно рисковали, если у вас были лишь подозрения, хотя вам все равно ничего не доказать.
– Уж ваша-то светлая головка должна понимать, что настоящей леди нельзя говорить без разрешения!
Он снова ударил.
Она едва удержалась от крика, от мольбы прекратить это. Но, прикусив губу, переборола себя и не доставила ему удовольствия видеть ее боль. Распалять его дальше, однако, не стоило, иначе не удастся сбежать от него. Уинни забилась подальше в угол и свернулась калачиком. Теперь ей действительно могла помочь только ее светлая голова.
Кенан пробирался сквозь толпу.
Наверняка у него и приглашения-то не было, но хозяйка, почуяв, что назревает неплохой скандал, с готовностью пригласила его в дом.
Измученный, он думал: неужели всю оставшуюся жизнь придется гоняться за этой неуловимой упрямой Уинни? Сначала он целый час пробивался в дом Бедгрейнов, но, убедившись, что ее нет, попытался вычислить, где она может быть.
Только потом ему пришло в голову, что о планах Уинни можно было узнать у тетушки, если Молли окажется дома. Несколько монет слуге и кухарке – и они рассказали, куда она уехала. Терпение уже было на пределе, так что Кенан надеялся, что его поиски наконец увенчаются успехом.
В зале было невыносимо душно. Но и тут найти ее оказалось не так просто.
Кто-то из гостей схватил Кенана за руку и остановил его. Ему сейчас только этого не хватало.
– Лотбери, нарываешься на неприятности?
Боль от предательства друга с новой силой отозвалась в нем.
– Некоторые обстоятельства помешали мне найти тебя раньше. Конечно, вряд ли ты когда-нибудь простишь мне то, что я сделал, но поверь, мне искренне жаль, что между нами встала стена.
Кенан усмехнулся:
– Ты сожалеешь о потере друга, но не о том, что сделал.
– А если честно, Милрой, кого ты винишь? Одного меня? Мы оба знаем, что ты ухаживал за мисс Бедгрейн не из благородных побуждений. Ты соблазнил ее. А я лишь спорил на это.
– Нет, – возразил Кенан. – Ты спорил на честь невинной девушки. К несчастью для тебя, в боксере-невеже оказалось больше благородства, чем ты думал. Если тебе дорого твое смазливое лицо, лучше держись от меня подальше!
Кенан сверкнул глазами и пошел прочь от своего бывшего друга и покровителя. Минуту спустя снова чья-то рука остановила Кенана. Резко развернувшись, он сжал кулак.
– Боже, мистер Милрой! Что за приветствие? – проговорила леди Типтон, заметив, как смутился Кенан. – У сестры наверняка было такое ощущение, словно она дразнит тигра.
– Она здесь? – спросил он, бессознательно отмечая черты сходства и различия между сестрами. Графиня с ее рыжими волосами и голубыми глазами была поразительно яркой женщиной. Все же другая затмевала ее красоту. Он был заворожен той несравненной блондинкой, которая смотрела на него глазами, полными мечтаний, которая трепетала только от его прикосновения…
– Нет, Уинни поехала к вам.
Счастье захлестнуло его сердце. Уинни еще не поставила на нем крест. Или на них. Он взял руку Девоны и галантно поцеловал. Улыбнувшись во весь рот, он бросился бежать.
Проводив Милроя взглядом, Девона раскрыла веер и стала им обмахиваться.