– И у меня рыжие волосы. Джилл, дай мне твой адрес и номер телефона. Позволь мне перезвонить тебе, это для меня так важно.
– Как хотите.
– Как ты нашла меня?
– Я напишу и расскажу вам. Мой папа увидел ваше имя. Он читает про индейцев, мы живем в Нью-Мексико.
– Из ниоткуда. Господи, ты возникла из ниоткуда. Джилл плохо спала. Она позвонила домой, рассказала родителям о своем звонке и в субботу поехала на поезде в Балтимор, где пошла по адресу, который ей дал Питер Мендес. Это был небольшой дом в бедном квартале. Дверь открыла темнокожая женщина. Нет, она никогда не слышала этого имени. Люди, которые жили рядом с ней, их звали Даниели, жили здесь уже много лет, и, может быть, они что-то знали. О, да, они помнили Раковски, но те переехали много лет назад, после смерти отца. Дженни Раковски была чудесной девочкой, хорошенькой и такой смышленой. Нет, они понятия не имеют, где искать ее.
В воскресенье она позвонила Питеру Мендесу, чтобы сообщить все, что узнала.
– Я кое-что придумал вчера, Джилл. – Он был взволнован. – Я звонил тебе, но ты уже уехала. Вот что. Дженни всегда хотела быть юристом. Существует национальный справочник юристов. Как я не подумал об этом раньше. Сегодня воскресенье, поэтому я не смогу узнать, но завтра я посмотрю и сообщу тебе.
Опять она плохо спала. «Чудесная, хорошенькая и такая смышленая», сказали они. Он был высоким с рыжими волосами. Даже по телефону можно было определить, что он впечатлительный и добрый. Питер и Дженни. Дженни и Питер. Весь день она ходила с ощущением их присутствия; все мысли были полны этим.
Питер позвонил днем.
– Джилл, представь себе, она в Нью-Йорке! Она адвокат, она добилась своего. У меня есть ее адрес.
«Дженни в Нью-Йорке! Весь последний год мы были рядом и не знали этого. Я скажу папе с мамой, когда позвоню им сегодня вечером».
– Джилл, я думаю, тебе следует быть более осторожной. Она хотела, она настаивала, чтобы все оставалось в тайне. Ты не должна звонить ей так, как ты позвонила мне. Это будет слишком большим ударом для нее.
– Знай я, кто вы, я бы так не поступила.
– Мне-то что. Но как бы не испортить ей жизнь. У нее, может быть, семья, да так, наверное, и есть. Будь осторожной – все, что я могу сказать.
– Да, постараюсь! Я обращалась в организацию по усыновлению, и я спрошу их, как поступить.
– Вот и хорошо. Я буду звонить тебе. Не могу дождаться, когда увижу тебя. Пришли мне фотографию пока, а я пошлю тебе свою. Джилл, неужели это правда? Я все спрашиваю себя…
Эмма Данн пригласила мистера Рили послушать рассказ Джилл, она была очень взволнована, ее лицо пылало, а руки дрожали от переполнявших ее чувств. Она видела, как близко к сердцу приняли они ее рассказ.
– Я должна увидеть их! Я собираюсь в Чикаго, чтобы встретиться с Питером, но сначала Дженни. Только представьте! Так близко. Может быть, я даже ходила там, где и она.
– Тебе не стоит делать этого, Джилл. Позволь нам сделать все за тебя. Мы видели слишком много таких встреч, которые заканчивались печально. Это не значит, что и у тебя будет так, – быстро проговорила Эмма Данн. – Просто давай сделаем все, чтобы так не было.
Но нетерпение и радость переполняли ее. Все получилось так удачно после целого года тщетных поисков, и теперь Джилл уверила себя, что препятствий больше не существует. Поэтому у нее упало сердце, когда мистер Рили сказал ей, что Дженни Раковски хотела, чтобы ее оставили в покое.
– Она говорит, не нужно ворошить то, что было девятнадцать лет назад.
– Она так сказала? – переспросила Джилл.
– Да, но это не значит, что она не может изменить своего мнения. Давай дадим ей время подумать обо всем.
– Это потому, что у нее есть другие дети, как вы считаете?
– Я не знаю. Но мы все выясним.
– Как?
– У нас есть свои способы. Я дам тебе знать. И еще, Джилл, меня это не удивило, так что и ты не удивляйся. Это часто бывает, я же предупреждал тебя.
Когда она сообщила обо всем своим родителям, отец сказал ей то же самое, и мама добавила:
– Мы боялись, что так и произойдет. Я надеюсь, что все будет в порядке, Джилл, но если нет, ты должна смириться. Нельзя допустить, чтобы это сломило тебя. Хватит и Питера из Чикаго.
Звонок Питера принес ей некоторое успокоение.
– Все уладится, – весело сказал он. – Ты только наберись терпения. – Ей казалось, что она видела его на другом конце провода, моложавого, возможно, слишком легко относящегося к ее переживаниям, не таким по-отечески нежным, как папа, но все же доброжелательным. И она была благодарна ему за это.
Шли дни, потом недели. Последовал звонок от Эммы Данн, которая рассказала ей еще об одной безуспешной попытке поговорить с Дженни.
– Не расстраивайся. Всего только две попытки, Джилл. Я снова позвоню ей. У нее нет ни мужа, ни детей. У меня такое чувство, что она в конце концов согласится на встречу.
Но Джилл не могла больше терпеть. У нее было такое чувство, что осталось всего полмили до конца дистанции; цель была близка, но ноги не двигались, и дыхания не хватало; но все же она должна совершить тот последний финальный рывок; она не может проиграть именно теперь. Не обращать внимания на все предостережения и советы. Не обращать внимания на родителей или Питера, на Рили и Данн. Идти к финишу во что бы то ни стало.
Так однажды вечером после обеда она вернулась в свою комнату, приняла душ и переоделась. Затем вызвала такси. Я буду относиться ко всему спокойно, убеждала она себя, повторяя снова и снова так, что вскоре сама поверила в это, хотя сердце у нее замирало. Она вошла в дом, поднялась по лестнице и позвонила в дверь.
Женский голос спросил:
– Кто там?
– Это Джилл, – отозвалась она. – Можно войти?
ГЛАВА 7
С одеревеневшими руками и ногами, неуверенно держась левой рукой за стену, Дженни открыла дверь. Свет из комнаты упал на высокую молодую девушку. Волосы – первое, что увидела Дженни. Копна великолепных вьющихся светло-каштановых блестящих волос. Волосы цвета меди. Рыжие. Рыжие волосы.
Дженни прислонилась к стене и смотрела. Она прижала руку к груди, туда, где стучало сердце, готовое вот-вот остановиться.
– Простите, – мягко сказала девушка. – Простите. Вам плохо?
Дженни выпрямилась. В какое-то мгновение ей показалось, что она видит кошмарный сон, и что, проснувшись, она увидит дневной свет и вернется к реальности. Но потом, в следующее мгновение, придя в себя, она увидела, что это и была реальность: девушка была живой и настоящей и намеревалась войти в дверь. Она посторонилась, едва держась на ногах, которые внезапно стали ватными.
– Входи, – прошептала она.
Они стояли посередине комнаты, на расстоянии трех-четырех метров, глядя друг на друга. Дженни ничего не чувствовала, кроме того, что она оцепенела. Обрывки мыслей метались в разные стороны, как листья по голой земле. «Что же я должна делать, чувствовать? Я оцепенела, я совершенно не способна что-либо делать или ощущать, разве не видно? И, кроме того, это может оказаться ошибкой. Да, конечно, это ошибка. Да».
Но волосы. Разве у многих людей могут быть такие волосы? Теперь взгляни на ее лицо. Вглядись в лицо незнакомки.
– Вы не совсем уверены, кто я? Но я не ошиблась. Меня зовут Джилл. Виктория Джилл. Вам говорили обо мне.
– Да, – ответила Дженни, но ее голос прозвучал совершенно неслышно, поэтому ей пришлось повторить. – Да, говорили.
Они продолжали стоять друг против друга на довольно значительном расстоянии в ее небольшой комнате.
– Вам нужно сесть, – сказала девушка. – Вы вся дрожите.
Они подошли к креслам, стоявшим возле софы. Теперь их разделяло всего полтора метра.
«Она разглядывает меня, – подумала Дженни. – Ее взгляд скользит по моему лицу, как бы ища чего-то. Она хочет встретиться с моими глазами, но я видела влажный блеск в ее глазах, но я не могу это вынести, я не готова к слезам, я должна отвернуться.
Мы даже не дотронулись друг до друга, даже не пожали руки. Если бы это был фильм, то мы бы обнимались и плакали, но я чувствую, что внутри у меня пусто. Она отвернулась и посмотрела в темное окно, где только тонкий луч света пробивается с улицы там, где занавеска немного отодвинута. Она смотрит на свет. Ее белая шелковая кофточка низко открывает шею, поэтому я могу видеть, как содрогаются мускулы ее горла, когда она глотает. У нее узкое, тонкое лицо, со светлыми аккуратными веснушками на носу, мелкими, но выступающими, не такими, как у меня или у него. У нее темные глаза с густыми ресницами и такими светлыми белками, что они кажутся голубыми. Черточку за черточкой, все еще не веря своим глазам, я разглядываю ее».