Впрочем, часа через два ей пришлось проснуться от восклицания одной из своих молодых спутниц:
— Ах, вот и Эрфурт! Путешествие показалось мне необычайно долгим!
Действительно, сначала потянулись бесконечно-длинные пригороды, а затем показался сам город, полосатый шлагбаум и будки часовых при въезде.
У заставы путешественниц уже встречало несколько высокопоставленных русских военных и чиновников Северо-Германского Союза.
Дверцы кареты открылась, внутрь заглянул полноватый длинноносый господин.
— Королева Луиза! Принцесса Тереза! Счастлив вновь видеть вас! — воскликнул он с энтузиазмом, которого явно не испытывал.
Молодые дамы, увидев его, дружно надули губки. Не дождавшись никакого ответа с их стороны, господин перевёл взгляд на другую сторону кареты, где сидели пожилая женщина и господин.
— Баронесса Фосс, боже! В Ваши годы не стоит совершать столь длительных и поспешных вояжей! — тотчас произнёс встречающий, завидев пожилую даму. Бросив же взгляд на Гарденберга, длинноносый тотчас смешался и едва лишь кивнул, очевидно, не ожидая от общения с ним ничего хорошего. Впрочем, баронесса фон Фосс тоже оказалась не склонной к конструктивному диалогу.
— Вы, должно быть, не поверите мне, барон Штейн, — сварливо прошипела старая карга — но я действительно всегда считала, что буду совершать лишь переезды от Берлина до Потсдама и обратно! Однако не по своей воле мне пришлось ехать теперь сюда от самого Кёнигсберга!
Герр Гарденберг и вовсе не удостоил барона ответом. На несколько секунд воцарилась общее молчание, прерванное той, которую назвали «прусской королевой». Глядя на длинноносого барона с особенным выражением лица, на котором читалась смесь разочарования и презрения, Луиза произнесла тоном, в котором гордость встречалась с чувством самопожертвования:
— Доложите Вашему императору, что Луиза, королева Прусская и Тереза, княгиня Турн-унд-Таксис, прибыли и ожидают аудиенции!
Нет, у меня не было решительно никакого желания встречаться с двумя этими дамами. Грядущая война поглощала моё время всё без остатка, к тому же надо было уделять время детям и государственным делам — как в Германии, так и в России. Кроме того, одна из дамочек представилась прусской королевой, в то время как я совершенно определённо дал понять, что никакого королевства Пруссия более не существует. Очевидно было, что Луиза прибыла с целью смягчить условия мирного договора для царственного дома Пруссии после катастрофического поражения в войне.
Моя же позиция заключалась в том, что раз Пруссия прекратила существование, то и никаких переговоров теперь быть не может. Королева прибыла в сопровождении Карла Августа Гарденберга и своей сестры Терезы, вышедшей замуж за князя Тур-унд-Таксис. Последнему я тоже имел несчастье отдавить ногу, причём даже не в связи с германским урегулированием.
Дело в том, что эти самые Турн-унд-Таксисы от века обладали имперской привилегией на содержание общегерманской почты. Обязанности свои они исполняли довольно посредственно, хотя услуги их были лучше, а цены ниже, чем можно было бы ожидать от многовековой монополии. Так или иначе, но теперь их привилегия пошла прахом: усилиями графа Николая Румянцева устраивали теперь общеевропейскую почтовую компанию, призванную принести в казну Российской империи известные барыши, а заодно навеки похоронить бизнес Турн-унд-Таксисов.
Тем не менее, законы галантности, принятые в этом веке, не позволяли мне просто отослать этих дам обратно в Кёнигсберг, даже не удостоив аудиенции. Здесь это сочли бы оскорбительным — примерно как в XXI веке высморкаться в гостях в занавеску. Поэтому уже вечером я передал через адъютанта Волконского самое любезное приглашение на ужин.
Королеве шел 25-й год. Она явилась в сопровождении сестры Терезы Турн-Унд-Таксис и баронессы Фосс, одетая в белое платье из крепа, украшенное серебряной нитью. Несмотря на усталость после долгой поездки и нервное напряжение, выглядела она просто прекрасно.
— Сударыня… поклонился я ей — когда вы вошли, я было подумал, что это ангел спустился с небес!
Обычно мои комплименты вполне адекватно действуют на женщин. Это понятно — я молод, красив, статен как Геркулес и строен как Апполон. К тому же «мое величество» — вероятно, самый могущественный мужчина на всём земном шаре, а трагическая гибель супруги еще и набрасывает на мою фигуру мрачный и таинственный ореол. Такое комбо смертельно действует на впечатлительные, живые натуры; однако, подняв глаза на Луизу, я увидел лишь, что она покраснела от досады. А всё потому, что я не назвал ее «Ваше Величество»!