Тогда, пять лет назад, они даже не пытались прорваться к обречённому космопорту — Диего, железной рукой взяв командование в свои руки, поделил людей чуть ли не на отделения и увёл группы в самую гущу джунглей.
А потом были долгие месяцы автономки, блужданий по джунглям. Жестокая игра в прятки, без надежды на выигрыш. Когда казалось, что цивилизация и имперский порядок ушли навсегда. Когда только злая гордость и перенятое у катачанцев понятие «договор с Императором» удерживали батальон от превращения в еще одну хаоситскую банду. И еще Лукиарии. Мальчишки. Обстоятельные крестьянские парни, молчаливые и здоровущие как медведи. Знающие только самые азы войны в джунглях. Но эти мальчишки, которых надо было доучивать, самим своим существованием напоминали о своем бывшем командире, о том, что есть не только выживание, есть то, что дано человеку свыше: присяга, долг, честь …
А ещё был Виктор. Комиссар. Высохший, бледный от потери крови. Со смертью в глазах. От взгляда которого порой шарахался сам Диего.
Правда, тогда молоденький аристократ, брошенный судьбой в круговерть партизанской войны о таких вещах не думал. Его куда больше заботили стертые ноги и фантомные боли в наспех приживлённой аугметике пальцев. А еще, смешно сказать, чуть не до слез было жалко красивой кожаной кобуры, утерянной при бунте полка.
И вот спустя пять лет Ус случайно попал на место бывшего Витрагльского космопорта.
Громадный кратер, заросший розами. Общая могила полка мордийцев, остатков местного СПО, ополченцев, и Император знает кого еще. А также всей ударной группировки-противника, что превратила планету из мирного агромира в «театр боевых действий». Театр удался на славу. Вот только большинство актёров не дождались финальных аплодисментов. Зато дождались цветов — их здесь росло множество, вся долина заросла густыми кустами с сотнями тысяч алых цветков.
А тогда, пять лет назад, вместо цветов здесь возвышались ангары из пластстали, а землю покрывало рокиритовое покрытие…
Мордийцы и мобилизованные гражданские копали не разгибаясь. Всего в пяти километрах вступил в бой сто шестьдесят пятый Сиринский, покупая челнокам время на вывоз тех, кого еще можно, а здесь остатки гвардии и сил самообороны готовились как можно дороже продать свои жизни.
Большинство служб тех. обеспечения было уже свёрнуто. Все мужчины были призваны на земляные работы. Во временной комендатуре на стену наносился план космопорта, поделенный на сектора. Префект Петроний и комиссар Мордийцев сумели превратить хаос бегства в эвакуацию, а отчаяние оставшихся — в желание сдохнуть подороже.
Земля клочьями вылетала из глубоких рвов, сотни лопат грызли твёрдую почву. Не разгибая спин, рядом копали седой ветеран, остервенело втыкающий лопату, и вчерашний учитель, поправляющий повязки на стёртых в кровь ладонях. Рядом, гребя землю тонкими ладошками, копала мать, привязав ребёнка на спину: губы прокушены, слёзы уже засохли, оставив соляные дорожки на щеках. И тут и там сновали чумазые дети из так и не эвакуированных приютов, вытаскивая вёдра с землёй.
Иногда на бреющем полёте проходили «Стервятники» противника, поливая из всех стволов копошащийся в рвах люд. Хорошо еще, что склады с НУРСами СПО успели подорвать при отходе. Кто-то бросал лопаты и бежал, кто-то прижимался к стенам, пытаясь спрятаться от гибельного дождя, а кто-то, сжав зубы, продолжал копать…
Из замаскированных укрытий выскакивали «Гидры», и очередной «Стервятник» выполнив маневр уклонения, выходил из-под огня и шел на базу. Или, если ему не везло, чадно дымя, врезался в землю рядом с растущими на глазах рвами. Люди, отряхивая землю, вставали и возвращались по местам… А тех, кто затих навек, вытаскивали и бросали на бруствер. И уже скоро тело постепенно скрывалось под свежей землей.
Уже ночью к громадным рвам стали подъезжать топливозаправщики, и во рвы потоком потек прометиум. Над глубокими провалами в земле разнесся острый запах горючего. А позади продолжали уходить в небо челноки с беженцами.
Прямо на бетоне поля поротно расположились остатки сто пятьдесят пятого Мордийского. Усталые и измотанные солдаты сидели прямо на краю взлётного поля. Серая рабочая форма была сорвана, большинство голые по пояс, начищали пуговицы, драили сапоги, кто-то пришивал полуоторванный эполет на форме.
Рядом в изнеможении лежали ополченцы, доносились стоны измученных надрывной работой людей, плакали дети.
Над бесформенной массой солдат СПО клубился табачный дымок, немногие чистили оружие, большинство же просто спало, положив шинели под голову.