Король Франции, принявший крест, как было хорошо известно, оказался обвиненным, сильно упрекаемым и почти брошенным сеньорами своего королевства, потому что он никак не хотел отступить от своей клятвы или смягчить ее, как предупреждали и советовали ему его сеньоры. Среди них были его мать Бланка и епископ Парижский, который, зная слабые стороны характера короля, горячо настаивал и постоянно читал ему нотации, говоря: "Господин Король, помните, что когда вы принимали крест, давая так необдуманно и внезапно обет, который так трудно исполнить, вы были больны и, по правде говоря, не очень в здравом уме; более того, кровь прилила к вашему мозгу, вы не контролировали себя: поэтому слова, произнесенные в тот момент, были лишены истины и всякого авторитета. Владыка Папа добровольно предоставит нам диспенсацию, зная о нуждах королевства и немощи вашего тела. Рассмотрим, с одной стороны, грозные силы раскольника Фридриха, с другой — козни хищного короля Англии; здесь — коварные хитрости пуатевинцев, которых только недавно укрощали, там — подозрительный нрав альбигойцев. Германия в смятении, Италия не успокоилась; едва ли открыт проход в Святую Землю; едва ли есть надежда быть принятым там. Позади вас — неистребимая и непримиримая вражда между Папой и Фридрихом: на кого вы нас покидаете?
Ничего не помогало. Ни страдания матери, ни призывы к разуму окружающих его людей. Людовик был непоколебим:
Королева Бланка не могла сдержать слез. Людовик был глубоко тронут и бросился в объятия матери; затем, приняв спокойное и безмятежное выражение лица, он сказал: "Друзья мои, вы знаете, что мое решение уже известно всему христианству; уже несколько месяцев по моему приказу ведутся приготовления к крестовому походу. Я написал всем королям Европы, что собираюсь покинуть свое государство и отправиться в Азию; я объявил христианам Палестины, что собираюсь лично поддержать их; я сам проповедовал крестовый поход в своем королевстве; толпа баронов и рыцарей послушалась моего голоса, последовала моему примеру и поклялась сопровождать меня на Восток. Что вы предлагаете делать дальше? Изменить широко провозглашенные планы, не сделать ничего из того, что я обещал и чего ожидает от меня Европа; обмануть надежды Церкви, христиан Палестины и моего верного дворянства — все сразу?
И он продолжает театральным жестом:
"Однако, поскольку вы считаете, что я был не в своем уме, когда принял крест, что ж, я возвращаю его вам: вот он, этот крест, который вызывает у вас такую тревогу, и который я взял, как вы говорите, только в минуту бреда". Затем, приложив руку к плечу, он разорвал свою одежду и, сорвав крест, сказал: "Господь Всемогущий, вот крест, который я нес; я отдаю его Тебе добровольно". При виде этого все присутствующие, охваченные непередаваемой радостью, поздравили его. Но государь-король, тотчас изменив лицо и речь, сказал: "Друзья мои, вы не скажете теперь, что я лишен разума и чувства, что я болен, что я не владею собой. Но сегодня я прошу, чтобы крест мой был возвращен мне, ибо Знающий все — свидетель мой; ничто съестное не войдет в уста мои, пока крест сей не будет снова на плече моем".
Такое упрямство можно объяснить только психологическими проблемами. У Людовика были задатки фанатика. Запертый в логике слепой и грубой преданности, он отстал на одно или два поколения в плане религиозного менталитета. Будучи скорее фанатиком, чем набожным человеком, о чем свидетельствуют его чрезмерная строгость и впечатляющие покаяния, он оставался душевнобольным в то время, когда святой Бернард призывал к истреблению всех неверных. В своей великой биографии Жак Ле Гофф пишет: "Главная функция христианского короля заключалась в том, чтобы надлежащим образом править своим королевством, холить свое физическое, а заодно и политическое тело и оставаться со своими подданными. Такая перемена произошла с Бланкой Кастильской и почти со всеми приближенными короля, как с духовенством, так и с мирянами — но не с ним". Людовик поплатился за это двумя катастрофически закончившимися крестовыми походами: в первом он был разбит и взят в плен, а также потерял своего брата Роберта, во втором и сам стал жертвой дизентерии, в Тунисе.
Его поход не был даже местью за последние неудачи христиан на Востоке, разграбление Иерусалима хорезмийцами 23 августа 1244 года и катастрофическое поражение от египтян при Ла Форби, недалеко от Газы. "Решение Людовика о походе было принято до того, как стало известно об этих трагедиях. Выбор короля не был продиктован этими событиями. Он сделал это по собственной воле", — пишет Жак Ле Гофф.