Меня преследует мой господин и муж Филипп, который не только не относится ко мне как к своей жене, но и заставляет своих придворных осыпать меня оскорблениями и клеветой. В этой тюрьме для меня нет утешения, только непрерывные и невыносимые страдания. Никто не осмеливается прийти сюда, чтобы навестить меня, ни одному священнику не позволено утешить мою душу, принеся мне божественное слово. Людям из моей родной страны не разрешают доставлять мне письма и разговаривать со мной. Еды, которую мне дают, едва хватает; я даже лишена медицинской помощи, которая так необходима для моего здоровья. Я не могу пустить себе кровь, и я боюсь, что моя жизнь в опасности и что возникнут другие, еще более серьезные недуги. Нет у меня и достаточной одежды, и та одежда, которую я ношу, не годится для королевы. Люди низкого положения, которые по желанию короля разговаривают со мной, никогда не говорят мне ничего, кроме грубых слов и оскорблений. Наконец, меня заперли в доме, из которого мне запрещено выходить.
Ингебурга сгущает краски, чтобы разжалобить Папу Римского? Так можно подумать, если изучить королевские счета, которые показывают, что король тратил на одежду для Ингебурги больше денег, чем на свою собственную, и что она даже смогла заказать великолепную псалтырь, изготовленную в мастерских Вермандуа. Однако происхождение этой псалтыри сегодня оспаривается. Факт остается фактом: Папа находился в затруднительном положении. В принципе, он должен был защищать Ингебургу, но на практике он не мог позволить себе порвать с Филиппом, который был ему нужен и как противовес императору и как организатор планировавшегося крестового похода. Так, в течение более десяти лет велись переговоры, искались компромиссы, и Иннокентий III даже пошел на уступки в вопросах заключения брака и обвинений королевы в колдовстве, о чем свидетельствует донесение посланника короля в Риме от 1207 года: "Если мы сможем добиться от королевы, чтобы она не приводила свидетелей по вопросу кровного родства, господин Папа будет доволен; но если она захочет привести некоторых, ей нельзя препятствовать. Что касается околдования, то если король может поклясться своей душой, что королева не была его женой, ему охотно поверят, если только королева не решится поклясться в обратном. Сейчас Владыка Папа считает, что ее легко можно склонить к молчанию по этому вопросу. В любом случае, если король боится, что приговор, который вынесут судьи, будет неблагоприятным для него, то решение может быть отложено, ничего не будет сделано, и король окажется в точно такой же ситуации, как и сегодня".
В 1209 году король проявил нетерпение и отстранил легата от должности. В 1210 году он попытался жениться повторно (четвертым браком) на дочери ландграфа Тюрингии, чтобы заставить Папу Римского объявить о разводе. Это не увенчалось успехом, как и вмешательство в 1212 году легата Роберта де Курсона. В апреле 1213 года Филипп Август уступил, по крайней мере, внешне. В то время он нуждался в союзе с Данией и ее флоте в войне против Англии. Поэтому он принял Ингебургу обратно ко двору, но не в постель, и официально стал считать ее законной королевой. Это было все, чего требовал Рим. В конце концов, повороты этого дела показали, что при правильном сочетании дипломатии и двуличия всегда можно поладить с Папой, который слишком сильно нуждался в доброй воле самого могущественного короля христианства. Даже самые догматичные Папы сохраняли некоторый прагматизм. Бланка Кастильская, следившая за всеми этими перипетиями, не забыла об этом.
Два противоположных мира: старый двор и молодой двор
Поэтому 1200–1209 годы были для нее полны ценных уроков. Десять лет, в течение которых она прошла путь от подросткового возраста до взрослой жизни, от 12 лет до 21 года. Однако об этом решающем для становления ее личности десятилетии не сохранилось почти никаких документов. Она дважды рожала, в 1205 и 1209 годах: это все, что сохранили о ней хронисты, и это все, что от нее требовалось. Кроме этого, кажется, что она не существовала.
Однако мы можем косвенно обнаружить ее присутствие и даже почувствовать ее влияние, внимательно изучив источники, касающиеся двора, культурного и социально-политического контекста этого периода. Бланка была супругой принца Людовика и поскольку она составляла с ним дружную пару, она обязательно должна была участвовать в событиях, которые касались этого молодого человека. А поскольку Людовик являлся наследником престола, хронисты были вынуждены писать о нем. По словам Матвея Парижского, "Людовик был человеком, настолько привязанным к своей жене, что подчинялся ей во всем". Даже если рассматривать это утверждение в перспективе, оно в какой-то степени отражает мнение современников о необычной близости между двумя супругами, которые вскоре стали центром внимания того, что можно назвать "молодым двором", в отличие от "старого двора", двора короля.