Выходит что ж — нам водочка полезна,Нет слов на ней о вредности для масс,А коли так — прощай, мой рупь железный!Пора идти — одиннадцатый час…
Жена ворчит и вечно катит бочку,А мы под пиво добыли леща.Тихушник пусть глотает в одиночку,А пролетарий — он любит сообща!
Аванс ушел, как будто не по делу,Но мой расход оправданный вполне,Я, может быть, помочь хочу отделуПлан натянуть и тем помочь стране!
Мечтаю я, сдирая с носа глянец,Не лучше ль взять ее удешевить,А чтоб вокруг поменьше было пьяниц —Вообще к чертям собачьим запретить!
Но нет, нельзя, я понял это сразу,Не зря ж молчит всезнающий Минздрав.И я глушу, глушу ее, заразу,А тут Минздрав по-моему не прав.
Назло себе мы с детства пьем и курим,Хотя б могли без этого вполне,Но откажись от этой самой дури —Все винзаводы станут по стране.
А я не враг, ведь все же — производство!И чем могу — всегда помочь горазд.А с виду все обыденно и простоПора идти — одиннадцатый час.
Я ж говорю, я тоже созидаю,А винотдел как раз напротив нас.Жена, отстань! На сборы опоздаю.Пора идти — одиннадцатый час.
15. Песня страителя
Но это не того строителя, который строит там из кирпичей здания и прочее, а который страивает у магазина.
Что за время, что за нравы?Не найдешь нигде отравы!Запретили рассыпуху за углом!Вот стою, как образина,На углу у магазинаС глубочайшего похмелья, но с рублем.
Это что же? Это что же?Не одной знакомой рожи!Я не вижу в гастрономе корешей!Где Витек, Олег, Сережа?И Вована нету тоже,Поредело наше племя алкашей.
Как всегда, пришел на стремя —Начинать пора бы, время!А в соседней в подворотне ни души.Где вы, други-бедолаги?Неужели все в тюряге?Иль хужей того — измена, алкаши?
Кто в больничке, кто на зоне,Исчезаем как бизоны,В вино-водочном отделе — спокойняк.Я с рублем своим измятымЗдесь кажусь придурковатым,Два часа толкаюсь трезвый, как дурак!
Нас, как зайцев, в одиночку,В основном, конечно, ночьюНа машине милицейской из-под фарЛовят, крутят и сажают,Поголовно истребляют,Где ты, время золотое, «Солнцедар»?!
Пили мы его ковшамиС корешами-алкашами,Было дело, что про это говорить!Потихонечку шустрилиИ двоили, и троили,А теперь, выходит, надо шестерить!
Провались, земля и небо!Я шестеркой сроду не был,Но и трезвым не привык, ядрена мать!Засмеют меня соседи,Не узнают Вася с Федей,И жена домой не пустит ночевать.
Это что же? Это что же?Не одной запитой рожи!И куда с рублем податься алкашу?Нет, ребята, так не гоже!Дело — сажа и рогожа,Я, однако, куда надо напишу.
16. Житейская песня или Разговор с могильщиком
По небу плыли хмуро облака.Я в путь последней друга провожал.Само собою вырвалось: «Пока!»В ответ венок бумажный зашуршал…
А-ну, земляк, давай стакан на круг,Хоть слово я давал себе — не пить.Ушел еще один хороший друг,Его не возвратить, не заменить.
И землекоп, старательно кряхтя,Свой раскладной стаканчик предложил:«Да будет пухом мерзлая земляТому, кто в этой жизни не дожил…»
За нашу жизнь — жизнь отдали отцы,Их схоронили, умных, молодых,А в жизни процветают подлецы,И кровососы рядятся в святых.
Ну почему, морали вопреки,Неколебима истина во зле?Что лучшие на смерть обреченыА идиоты ходят по земле?
Мой кампаньон, немного захмлев, —Ему чужое горе — в пять кубов —Сказал, что «все мы — гости на земле,Живем во власти праведных Богов…»
«Прибрал Господь!» — Я слышу там и здесь.И зло берет за мертвых на живых!Что, если Бог на свете все же есть,То почему он так несправедлив?
На нас глядит Всевышний свысокаИ выбирает лучшего раба,На небеси там тоже, видно, планИ, как у нас, за качество борьба!
Вот почему, морали вопреки,Неколебима истина во зле,Что лучшие на смерть обреченыА идиоты ходят по земле.
И там в цене людская доброта,И простота душевная в цене.На простака же как на дуракаПотом глядят Всевышние Небес.
17. Вот и все. Отшумел, отбузил навсегда…
Аркадию Северному посвящается, хотя настоящая фамилия его — Звездин. Он умер в тот же год, что и Высоцкий, только он умер в апреле (в год Олимиады это), а Владимир в июле.
Вот и все. Отшумел, отбузил навсегда,Отлюбил, сколько смог и отплакал, страдая.Небосклон зачеркнула шальная звезда,В путь последний тебя на земле провожая.