Скажите Фелис в июле, что ее ждало в декабре, и она бы вам врезала. Всплеснула руками, завизжала, закрылась в комнате, заткнула уши какой-нибудь музыкой, крепко зажмурилась и упала в мечты о недосягаемом человеке. Вот так всегда — поначалу он кажется таким неприступным, невозможным, а потом выясняется, что он гораздо ближе, и наоборот. Странная связь плелась у нас — где-то нити туго опутывали запястья, где-то едва держались. Одни могли прочно выстоять бурю, другие чуть что рвались. Но со временем первые ввязывались в полотно все чаще вторых. А что за рисунок получался — это мне суждено было видеть нескоро.
В школе мы ограничивались «привет-пока» и редкими разговорами об учебе. На выпускном стали любовниками на ночь. За целое лето поговорили всего три раза вживую и два в соцсетях. Осень стремительно развила наши отношения, и я больше не сомневалась в том, что мои чувства взаимны. Будь мне снова пятнадцать, я бы решила, что этой взаимности достаточно. Но мне восемнадцать, и я знаю, что бросаться на шею к тому, кто каждый день раскрывается с новой стороны, опрометчиво и глупо. Даррен ничего не говорил об этом, и все же я понимала, что он разделяет мое желание подождать. Мы оба знали, что он не рассказал еще многое о себе. Поэтому я не могла довериться ему до конца, а он не мог так жестоко поступить со мной. Я покорно ждала, отвечала на его ухаживания и делала вид, что меня ни капельки не напрягает вечная недосказанность между нами.
Когда я думала об этом, то вспоминала своих родителей. Мы любим друг друга, заботимся, но молчим о многом. Делает ли нас это чужими? Надо ли говорить обо всем и быть открытой книгой? Ведь важнее понимание, готовность выслушать и поддержать. Никакие тысячи вспоротых секретов не заменят холод и безразличие. Я прощала Мэйсону его неготовность со мной делиться всем за то, какой счастливой я становилась после любой нашей встречи. С того года Рождество навсегда перестало быть прежним.
— А кто это тут у нас? — довольный закадровый шепот комментировал происходящее в кадре. Камеру опустили под стол и сфокусировали на нас с Дарреном так, что наши сцепленные руки замечательно просматривались даже в такой густой тени. — Так когда свадьба?
— Вот вы козявочники!
— Кто-то?
— Я думала, вы концерт снимаете!
— Т-с-с, Блэквелл, у тебя щас дымок пойдет. Мэйсону нравится с подгорелой...
— Хватит! Не надо было вам вообще ничего рассказывать! Достало уже, что вы ржете постоянно.
— Он у тебя только чувство юмора высосал или еще что-нибудь?
Я перевела дух и сошлась с ребятами на том, что они поклялись сберечь это видео, дабы оно не попало куда не надо. В этом я им доверяла. Любили они дурачиться, но кретинами не были. Иви окончательно разрядила обстановку, когда показала смонтированную запись нашего выступления.
— Ее можно залить куда-нибудь. Может, самое время нам создать канал? Мы же много таких видосов на Хэллоуине и репетициях снимали. Будем заливать потихоньку. Да и просто аудио выложить.
— Кстати, нам скоро на порнхабе понадобится аккаунт.
— Лео!
Рич тем временем продолжал темнить про Стюарта, но, судя по неизменно довольной рожице, у них шло все отлично. Вообще, до колледжа у меня не было знакомых не-гетеросексуалов, или я просто слишком мало заботилась о чужой личной жизни. Но чем чаще я видела эту парочку, тем больше задавалась вопросами о собственной ориентации и предпочтениях вообще. А если бы Даррен был девушкой или кем угодно, но не маскулинным парнем, я бы прониклась к нему чувствами? Если бы у него было не атлетичное телосложение? Не эти океаны под густыми ресницами? Если бы я не казалась на его фоне дюймовочкой? Если бы он не слышал или не видел? Если бы он не был красивым и здоровым юношей?
Ноябрь ударил суровыми холодами, но разомлел под конец, и декабрь тепло начинался во всевозможных смыслах. Редкие снегопады покрывали дороги ночью, а солнце смахивало тонкий покров на рассвете. Ветра ушли в горы, не волнуя море понапрасну. Ознакомительные курсы предметов сменяли друг друга, экономика оставалась до самых экзаменов. Мы виделись с Дарреном меньше, чем в прошлом месяце, но только потому, что у него близилась сессия, которой у меня не было. Несмотря на это, время на нас всегда находилось. Я просыпалась каждое утро с мыслями о том, что меня ждет в день рождественского бала.
— Так что там будет? — облетев с подносом на руках стол, я присела напротив и сложила руки у щек.
— У тебя три попытки, ты же знаешь, — кажется, я уже в четвертый раз проигрывала эти угадайки за последние две недели.
— Планетарий? Обсерватория в горах? Рыбацкий домик?
— Нет, нет и нет, — вот черт. — Тут есть обсерватория?