— Я думать, все мальчики играть. Все мальчики всегда играть со мной. Я начала играть в ответ.
И я не могу винить ее в том, что она так привыкла. Ведь и сам часто делаю выводы, цепляясь за прошлое. И часть меня до сих пор ищет подвохи в тебе. Как будто у нас много времени. Прости.
— Разве ты забыла все, что у нас было? Разве я хоть раз дал повод так думать? — дойдя до середины, я почувствовал, как Марлен стала гладить мое плечо, совсем как она делала раньше.
— Ты любить меня, Даррен?
— Тогда — да, но давно перегорел, — внутри что-то надламывается, когда она выбивает из меня это долбаное признание.
— Никогда никого не любить, Даррен. Играть, не любить. Тогда больно не будет. Прости меня, если я сделать тебе плохо. Я должна была написать.
— Ты все еще лечишься? — пальцы продвигаются выше по ткани, нанизывая пуговицы одну за другой.
— Нет, уже полгода другой терапия. Страшное позади. Я иду на поправку.
— Оставь меня, пожалуйста, — руки добираются до верха, и я заканчиваю застегивать рубашку.
— Даррен, я...
— Выйди из моей комнаты.
— Родители мне все рассказали, — вдруг бросает Марлен, почти дойдя до двери. Голос сделался совсем пустым, как у любого, с кем мне приходилось говорить о недалеком будущем. Будущем, в котором мое место стоит под огромным вопросом, давящим по темечку каждую секунду.
— Что?
— Ты знаешь, о чем я.
И напоминать об этом необязательно. Теперь они начнут опять задалбывать с этой Францией. Сдалась она им. Я бы хотел остаться здесь.
— Это мои проблемы. У тебя свои, у меня свои, видишь? Занимайся своими делами и не трогай меня.
— Это последний раз, когда я с тобой обо всем этом разговариваю, — раздраженно выпаливает Марлен и складывает на груди руки. — Знаешь, как тяжело мне далось?!
— Знаешь, как тяжело мне было все эти два года? Сначала ты, потом... Уйди!
— Даррен...
— Уйди, я не хочу тебя видеть и слышать.
Она лежала на кровати всего несколько секунд, но этого хватило сполна, чтобы простыни впитали ненавистный запах. Бросаю одеяло в стену, оно бесшумно плюхается на пол.
Документы словно нарочно забыли на подоконнике. Горло сковало навалившееся мгновенным ударом осознание того, что я не сплю. Я так давно не видел Марлен, что спросонья отказывался воспринимать все за явь. Ее присутствие не воспринималось чем-то реальным. Но мне не привыкать. Так я живу уже третий год. Хотя Блэквелл помогает ненадолго проснуться.
Я извлек из бумажек темный снимок и включил настольную лампу. Ребенку шел третий месяц, когда его не стало. Честейны достаточно состоятельные, чтобы содержать свою дочь и ее ребенка, так почему она опять решилась на аборт?
И как бы ни горчила правда в том, что все сложилось так, как нужно, я смотрел на его маленькую голову, различал ручки, поджатые ножки, и как он мирно спит в ожидании часа рождения, который никогда не случится, пока его отец даже не в курсе о его существовании.
Мысли охватывает дикая идея прямо сейчас уйти из дома, в четыре утра. Так на меня непохоже. Но за последние два года я окончательно запутался в том, где же я сам.
Д: Спишь?
Ф: нет, в самолете выспалась :)
Д: Мы можем встретиться? Д: Могу подойти к твоему дому
Ф: такой внезапный!! Ф: мне надо собраться Ф: давай через полчаса
Прячу память о нем в дальний ящик. Мне ведь так мало бессонницы в последнее время и обострений невроза, да? Все же мое лекарство не справляется со всем, но я знаю, что если ненадолго его приму, то мне станет немного лучше.
Пока я шел до дома Фелис, нарочно медленно и петляя бесполезными маршрутами, то вспомнил, как же давно не ел пиццу. Свежий воздух решил отыграться на мне за пропущенный перед сном ужин, и я уже приметил одно место неподалеку. Ханна о нем много говорила и не раз пробовала затащить меня туда с друзьями, но мне не хотелось себя дразнить. Однажды я все-таки согласился, и это место запало как одно из лучших в нашем городе. С одной стороны простоватое, но с другой — уютное. А главное, работали они круглые сутки.
— Ты же не ешь вредную еду? Пицца в пять утра? — возмутилась Блэквелл, когда услышала, куда мы идем.
С тобой все мои проблемы уходили куда-то назад, и мне становилось плевать, что я не могу решить их все. Даже сейчас, после того, что я узнал, ты затмевала все это и как бы говорила: «Эй, все не так плохо».
— Да, сегодня такой день, что пицца в пять утра — это самое лучшее, что может случиться.
— И что за день?
В конце концов, что случилось, то случилось.
— Не знаю. Рождество, наверное, так влияет. Тебе какая нравится?
— Любая.